Мы все разошлись и вскоре оккупировали холл театра, рассевшись по диванчикам и стульям, принялись читать сценарии. Однако вскоре меня забрал Рюхэй на медитацию, которые решили для экономии времени проводить в подвале театра, который был защищён ничуть не хуже храма Канон. Хотя после слов Дорутона я не сомневался в том, что Юримару мог бы взломать любую защиту, было бы желание.
«Подпольные дела», как метко назвала тренировки режиссёр Акамицу, отнимали не столь уж много времени, зато сил требовали всё больше с каждым днём. Они шли не более часа-двух, но каждый бой становился для «Труппы» настоящим испытанием. Старые «Биг папасы» были прочно забыты, теперь воевал отряд только против сутулых мехов новой модели. Пули наполняли воображаемое пространство, жужжа подобно рою рассерженных свинцовых пчёл. Выпущенные из «Браунингов» они, конечно, не могли нанести серьёзного вреда броне доспехов духа, однако их было столько, что хотя бы одна или даже несколько вполне могли попасть в узлы передач доспеха, когда те открывались иногда при движении. Так было с Асахико в подземельях объекта «Лаборатория», так же не раз бывало и во время тренировок.
И всё же Ютаро удавалось каждый раз изобретать новую тактику для борьбы с всё возрастающим количеством врагов. Вот только ему никак не удавалось вывести из боя все доспехи, хотя бы один, а чаще пара-тройка бывали разбиты, приборы Дороши фиксировали смерть пилотов. И это пугало Ютаро. Случись нападение на театр, о котором говорили Накадзо и древний монах Дорутон, кому-нибудь из «Труппы» суждена смерть. Чаще всего гибли Асахико и Наэ. Кореянку каждый раз избирали своей целью мехи врага, чтобы помешать ей сделать как можно больше залпов. Асахико же, сражавшаяся в паре с Ютаро, воевала слишком самоуверенно, получая попаданий больше остальных. Молодой командир не раз пытался беседовать с ней на эту тему, но всё время натыкался на холодное презрение и нежелание слушать и слышать увещевания Ютаро.
— Похоже, Асахико-кун считает, что умеет воевать лучше меня, — пожаловался он как-то Марине. — Я поставил её в пару к себе, чтобы контролировать её действия, но мне не удаётся делать это постоянно.
— С Асахико всегда такая проблема, — согласилась Марина. — Ещё когда я командовала отрядом, она через раз слушалась моих прямых приказов, обычно ссылалась на помехи. К Накадзо-тайса можешь не обращаться, — опередила она закономерный вопрос Ютаро, — мне он посоветовал выпороть Асахико, сказал, что с древнейших времён это наилучшее воспитательное средство.
— И главное, — уже больше себе сказал Ютаро, — что она не желает слушаться не только на тренировках, в реальном бою она тоже может проигнорировать приказ. А это закончится уже вполне настоящей смертью.
— А ты к Рудневу-сан обратись за помощью в этом вопросе, — Марина устала и была раздражена последним боем, где её доспех вывели из строя в первые же минуты, повредив ноги. Она была вынуждена вести огонь, замерев на одном колене, а Готон прикрывала её, отчаянно маневрируя. Именно потому она ответила молодому человеку так грубо.
Ютаро только плечами пожал. Юноша неплохо изучил своих бойцов и теперь отлично понимал, когда не стоит с ними разговаривать вовсе, оставив в покое. Он вежливо кивнул Марине, которая, похоже, и сама неуютно чувствовала себя из-за собственной резкости, и направился к раздевалке. Он обратил внимание, что рядом с его формой висел предназначавшийся Рудневу комплект без знаков различия.
Как скоро вернётся в отряд Руднев? Ему давно пора уже тренироваться вместе со всеми, раз схватка с Юримару не за горами, то и каждый человек на счету. К тому же, Ютаро ещё не решил, где именно поставить в строй Руднева. Он не сомневался, что одним прикрытием Наэ и Сатоми ограничивать его не стоит. Руднев боевой пилот и в тылу его держать не следует. С другой стороны, разбивать пары Ютаро не хотел, девушки только начали спаиваться в боевые двойки, и это могло скверно сказаться на их боеспособности. Хотя пока Руднева нет в отряде, думать об этом вроде бы рано.
Ютаро переоделся и направился к лифту. Наверху, в холле театра, вся труппа, включая Руднева, снова расселась по стульям и диванчикам со сценариями в руках. Режиссёр Акамицу прошлась по холлу, покивала всем и пригласила на первую репетицию. Все пропустили вперёд зардевшуюся Алису, Акамицу пригласила её сесть рядом с собой и пригласила на сцену Марину и Асахико.
Медитация была недолгой и не особенно утомительной. Мне не пришлось таскать много воды из колодца, в основном, мы занимались самоконтролем, точнее самоограничением. Я то сидел перед накрытым самыми изысканными яствами столом, но раз голода не испытывал, к еде не тянулся. То стоял по горло в воде, но раз жажды не испытывал, не делал ни глотка. Всё это живо напомнило Танталовы муки, что я и сказал Рюхэю. Молодой монах живо заинтересовался мифом о Тантале, и мне пришлось поведать ему миф целиком, а после и миф о Сизифовом труде. Так что пока я катил свой камень в гору, Рюхэй сидел у подножия горы, поглаживая тонкими пальцами идеально выбритый подбородок.
— Последний миф, — сказал он, когда мы закончили медитацию, — особенно хорошо иллюстрирует самоотречение.
— Только от него руки сильно сводит, — усмехнулся я, — хотя от первых двух сводит желудок.
— Вот с этим и надо бороться, — произнёс Рюхэй. — Вы должны перестать ощущать всё в тонком мире настолько остро. Как только у вас перестанут болеть руки от упражнений с камнем, а желудок при отречении от еды, вам можно будет садиться за рычаги доспеха духа.
— Решение Накадзо-сан, — добавил он, — поставить ваши тренировки в фехтовании сразу после медитаций. Ваше духовное состояние сейчас лучше всего подходит для продуманных поединков. Жаль, что у бойцов отряда нет времени на медитации перед тренировочными боями. Да и вообще, на медитации им времени не хватает, а ведь для грамотной работы с доспехом духа они жизненно необходимы.
Я проводил Рюхэя до дверей театра и отправился на второй этаж. Там, как рассказал мне накануне Накадзо, находился небольшой зал с ровным дощатым полом. Там меня уже ждал Накадзо в белом кимоно. Да и сама комната была достойна отдельного упоминания. Она представляла собой некий синтез бального класса и зала додзё. По стенам висят зеркала, под ними «станки», а углу стоят доспехи, рядом с ними стойка с несколькими деревянными мечами и одним эспадроном, видимо, для меня.
Я направился в небольшую комнатку, где сменил свой обычный костюм на такое же кимоно, что и Накадзо. Как у бывалого дзюдоиста, у меня была привычка к нему. Сан Саныч — наш тренер ещё на КВЖД — не признавал никакой другой одежды во время занятий. И приходилось шить нечто похожее на кимоно у китайских портных.
— Надо будет заказать вам нормальный костюм для фехтования, — увидев меня, сказал Накадзо. — Сейчас это не проблема.
— Моё жалование не так уж велико, — усмехнулся я, беря эспадрон, — чтобы ещё и фехтовальный костюм покупать.
— Вам, Руднев-сан, жалование это тратить некуда, — усмехнулся Накадзо. — Вы из театра почти не выходите последние дни.
— Скоро снова начну мотаться к декораторам, — пожал я плечами, становясь в позицию, — деньги будут улетать на трамваи.
— Вы готовы к схватке? — оставил эту тему Накадзо, становясь серьёзным. — Хадзимэ! — выкрикнул он, вскидывая деревянный меч.
— En garde! — ответил я, закрываясь эспадроном.
Накадзо атаковал меня по всем правилам самурайского фехтовального искусства. Я едва успел принять деревянный клинок почти на закрытую гарду эспадрона. Удар отдался болью в пальцах, которые тут же начали неметь. Пришлось стиснуть зубы и контратаковать. Я сделал выпад, сократив расстояние между нами на полшага. Накадзо легко отбил мой эспадрон в сторону, ещё сократил расстояние и ударил меня, целя серединой клинка в лоб. Я так быстро, как умел, отскочил назад, вскидывая эспадрон для защиты. И снова удар деревянного меча пришёлся на закрытые гардой пальцы. Я заскрипел зубами от пронзившей руку до самого локтя боли, однако она вернула пальцам чувствительность. Это позволило мне сделать ответный выпад, парировать который Накадзо удалось с видимым трудом. Мы стояли уже в лицом к лицу. Клинки скрестились. Мы принялись давить друг на друга. Стальной, хоть и не заточенный, клинок эспадрона спускал стружку с деревянного меча Накадзо, срывая лак, оставляя уродливый след. Накадзо быстро понял, что ошибся, приняв открытое противостояние. Я был выше и сильнее его, да к тому же и намного тяжелее сухопарого японца. Да, он казался мне железным в первые мгновения нашей схватки, но очень скоро руки его начали гнуться, ноги подломились, напряжённые плечи поникли. Он припал на колено, быстро сгруппировался и сделал кувырок назад через плечо, вскинув клинок для защиты. Я не попался на эту его провокацию. Сам отступил на полшага, подняв эспадрон.