— Все мы, увы, не молодеем. — Уцуномия прочесал длинными пальцами седые пряди. — Наверное, и я бы сейчас был только рад уменьшению тренировки, хотя когда-то мне казалось, что они слишком коротки. Однако ваш отец, Кузуноки-сан, за эти короткие тренировки умудрялся выжимать меня, как тряпку. Когда увидите его, передавайте привет от меня.
— Обязательно передам, Уцуномия-сан, — поклонилась Сатоми. — А сейчас мне пора идти. И ещё раз спасибо за подсказку.
— Погодите, Кузуноки-сан, — остановил её Уцуномия. Он сунул руку во внутренний карман длиннополого плаща и вынул оттуда небольшой колокольчик на красной ленточке. — Передайте этот колоколец вашему уважаемому отцу, вместе с моим приветом.
Уцуномия протянул ей колокольчик на затянутой в узкую чёрную перчатку раскрытой ладони. Сатоми приняла его, подивившись тому, что колокольчик оказался странно тяжёлым. Вся поверхность его была покрыта сложным узором, который Сатоми ощущала кожей ладони.
— Обязательно передайте его отцу, — попросил на прощание Уцуномия.
Сатоми вежливо поклонилась ему, заверив, что конечно же передаст подарок и напоминание отцу при первой же возможности. Попрощавшись с Уцуномией, Сатоми поспешила к автомобилю, где её уже ждали Марина и Ютаро. Колокольчик лежал у неё в кармане, иногда позвякивая и сильно оттягивая его своим весом.
Посоветовавшись, молодые люди пришли к тому, что дарить лучше всего именно куклу. Ютаро предлагал ещё платьице в европейском стиле, но девушки резонно возразили, что платье лучше всего шить по индивидуальным меркам, а не покупать готовое. Ютаро быстро уступил более авторитетному мнению, и они все вместе отправились в первый же магазин, где торговали игрушками.
Насколько хороша была кукла, которую они купили, могла бы оценить разве что сама Алиса, но брать её в эксперты не получилось бы никоим образом. Марина потратила все деньги, что были выделены на это дело Накадзо, и большая кукла в нарядной коробке заняла почти всё заднее сидение чёрного авто. Всю дорогу до театра Сатоми разглядывала её, думая, понравился бы ей такой подарок, когда ей было десять лет. А в кармане периодически позвякивал тяжёлый колокольчик на красной ленточке.
Несмотря на прекращение тренировок и медитаций дел у меня, кажется, только прибавилось. Я ведь почти забросил основную работу в театре, и теперь приходилось выслушивать бесконечные жалобы мастера Тонга. Китайский эмигрант со своей бригадой тянул эту работу сам.
— А как работать? — в энный уже раз спрашивал он у меня. — За деньгами к кому идти? Мидзуру-сан нет, а кто за неё — не знаем. Ни вас, ни Накадзо-сан не доищешься. А деньги заканчиваются. Надо дерево покупать. Надо грузовики подряжать. Краски, опять же недешёвы. Да и людям моим кушать хочется. Ещё день-два, помяните моё слово, и они разбегаться начали бы.
— Будут вам деньги, Тонг-сан, — в сотый раз отвечал я. — И на краски, и на дерево, и на грузовики.
После Тонга на меня наседала Дороши, к которой я приходил с нарядами для Тонга. Надо отдать ей должное, девушка не подмахивала их, не глядя, внимательно читала все, заставляла меня обосновывать суммы. Даже Мидзуру так внимательно не относилась ко всем деталям. И ведь видно же было по всему, что Дороши не особенно занимают эти вопросы, скорее, она как будто отбывала длинный, скучный, но необходимый номер. Но только когда все наряды были подписаны и суммы выплат согласованы, Дороши принималась подробно и с азартом расспрашивать меня о БМА. Обработка данных, необходимых, как говорила Дороши, для корректной работы моделей вычислителя.
— На ваших ответах, — говорила она, — я собираюсь построить поведение сходных моделей мехов. Очень жаль, что в вас не попадали из авиапушки и крупнокалиберных пулемётов.
— А вот мне, Дороши-кун, — усмехнулся я, — как-то совершенно не жаль, что меня не дырявили из подобных орудий.
— Гхм, — произнесла нечто нечленораздельное девушка, понявшая, что сказала бестактность, и потёрла пальцами щёку. — Простите, Руднев-сан, я немного увлеклась.
— Ничего страшного, — отмахнулся я. — Всё в порядке. Продолжайте, Дороши-кун, а то меня ждёт Накадзо-сан для тренировки.
Ввиду отсутствия «подпольных дел» Накадзо решил радикально увеличить часы фехтовальных упражнений. Теперь мы сражались по несколько часов напролёт, почти без отдыха. Накадзо хоть и был намного старше меня, и по виду его никогда нельзя было сказать, что в этом сухопаром человека, скрывается столько силы и выносливости, однако каждый раз мне приходилось просить о передышке. Накадзо был готов сражаться бесконечно долго.
— Вы делаете определённые успехи, Руднев-сан, — сказал он в очередную такую передышку. — Но всё же слишком медленно. Юримару уже начал появляться в городе, а значит, в самом скором времени он нанесет нам удар.
— Это вы к тому, — сказал я, снимая плечевой щиток и проверяя свежие синяки, которые «весьма удачно» легли на старые травмы, хорошо отделывал меня Накадзо, — что он называл меня личным врагом. Я имел сомнительно счастье фехтовать против него, к счастью, всего несколько секунд, и могу сказать, как бы упорно я ни тренировался, он прикончит меня очень быстро.
— Тогда возьмите у Марины-сан револьвер и сразу пустите себе пулю в лоб, чтобы не мучится, — резко ответил мне Накадзо. — Уж от вас-то я не ожидал подобного нытья. Вы, Руднев-сан, человек бывалый испытанный, а сейчас сидите тут и подвываете от жалости к себе. Убьёт вас Юримару, так примите смерть с честью.
— Я вырос в другой культуре, Накадзо-сан, — буркнул я, надевая щиток и беря эспадрон. — En garde!
Новая сходка. Стук клинков. Треск щитков. Мы пляшем друг вокруг друга, обмениваясь ударами. Не знаю, то ли разозлил меня Накадзо, то ли просто повезло, но в этот раз мне удалось достать его. Клинок эспадрона лишь краем задел руку Накадзо и в ответ я получил мечом по плечу, да с такой силой, что я даже на колено припал. От второго выпада противника я сумел каким-то чудом закрыться. Деревянный клинок стукнулся об основание клинка стального. Использовав инерцию этого удара, я разорвал расстояние, выставил перед собой эспадрон. Накадзо продолжил атаку. Проскочил несколько разделявших нас метров и вскинул меч, целя мне в голову. Конечно, именно туда он бить не собирался — я давно понял, что очевидные атаки никогда не бывают результативными. Разве что иногда. Очень редко. Вот как сейчас! Я в последний момент успел уклониться от деревянного клинка, но контратаковать не стал, ведь именно этого ждал Накадзо, явно намеренно открывшийся. Он отступил на полшага, закрылся деревянным мечом. Вот тогда-то я и атаковал. Четыре чётких и быстрых удара были отбиты Накадзо. После чего сделал молниеносный выпад. Я успел уклониться от него, деревянный клинок прошёл в считанных миллиметрах от моего лица. Но Накадзо оказался достаточно близко ко мне, и я сумел перехватить его запястье, взяв в жёсткий захват. Накадзо рванул руку, попытавшись вывести меня из равновесия. Я подался вперёд, будто следуя заданному им направлению, но лишь для того, чтобы врезаться в сухопарого противника всем весом. Я, конечно, не был чудо-богатырём, однако сбить с ног Накадзо мне удалось. Он так и остался лежать на полу с задранной кверху рукой, запястье его я не выпустил из захвата.
— Отлично! — воскликнул он, не поднимаясь с пола. — Вы, наконец, сумели применить свои навыки рукопашного боя в фехтовальном поединке. Развивайте их, применяйте почаще и тогда можно будет говорить о первых шагах к победе над Юримару.
Я отпустил руку Накадзо. Тот быстро поднялся на ноги, сменил иссечённый деревянный меч на новый и встал в позицию.
— К бою, Руднев-сан!
Надо ли говорить, что все последующие схватки я проиграл. Мне так и не удалось повторить успеха.
Новое убежище устраивало Юримару полностью. Не смотря на некоторую склонность к театральным эффектам, которую он за собой замечал, седовласый самурай любил и ценил комфорт. А его так не хватало в том разрушенном храме. Не то что здесь. Где и несколько комнат, и приличная мебель, и даже патефон. Пластинка у него, правда, была только одна, зато слушать её он мог почти до бесконечности. Да, Юримару имел сентиментальную слабость — едва ли не каждый день он слушал «Марш борцов с каии».