Даже за пределами театра почувствовалась музыка. Сидящие в чёрном авто неподалёку от театра фон Нейманы и Исаак с Гудерианом ощутили только отголосок музыки, творимой Дитрихом. Большую часть гасила защита театра. Все они хорошо видели чёрный купол, скрывающий здание, по его поверхности шла заметная рябь, вызываемая музыкой, рвущейся изнутри.
— Дитриху не удаётся прорвать защиту, — заметил Мельхиор. — Она оказалась куда крепче, чем вы думали.
— На большее трюк с музыкой просто не рассчитан, — бросил через плечо Исаак. — Часть энергии идёт на то, чтобы не давать людям внутри театра головы поднять, иначе до Дитриха давно уже добралась бы охрана.
— А как же появление ожившего Бокия? — поинтересовался Бальтазар. — Он не сыграл свою роль?
— Вполне возможно, что и сыграл, — отмахнулся фон Кемпфер. — Попадём внутрь — узнаем.
— А разве это не он? — поинтересовался Мельхиор, поправив очки. — Вон там, со столом. Или я его с кем-то путаю?
— Кажется он, — протянул Исаак, открывая окно автомобиля и вглядываясь в фигуры декораторов, возящихся со столом. — Не могу разобрать из-за защиты.
— Это не люди, — сообщил все Гудериан, чьё зрение было самым лучшим из всех. — Это те, кого я убил во время нашей прогулки в город. Сейчас внутри них сидят демоны.
Тот, кто показался Мельхиору похожим на виденного однажды — да и то мельком — Глеба Бокия, вынул из кармана небольшой предмет и встряхнул ладонью. К музыке добавился мелодичный звон. От него у всех немцев тут же заныли зубы, рот наполнился кровью. По куполу защиты, накрывавшему театр, прошла новая дрожь, а от того места, где стояли мёртвые рабочие, потянулась ледяная корка. Музыку начал перекрывать треск. Она грянула громче, как будто соревнуясь с новым звуком, стремясь поглотить её, сделать частью общей композиции.
— Они входят в резонанс, — констатировал Мельхиор, снимая очки, металлическая дужка которых начала покрываться ледяной коркой. — Сейчас защита театра не выдержит.
Мертвец с лицом Глеба Бокия во второй раз встряхнул рукой. Звон ударил уже не только по ушам, он впился в самые кости немцев, холодным языком проходясь по ним. До хруста сжав шатающиеся зубы Кемпфер начал творить защитное заклинание. Ему давно не требовалось для этого говорить что-либо или сотрясаться в шаманском танце камлания. Из мостовой полезли щупальца тьмы, быстро сливающиеся в кокон, скрывающий автомобиль с немцами. Точно такой же, только больших размеров, накрыл грузовик, в котором сидели эсэсовцы из охраны Риббентропа.
Практически следом взорвалась защита театра. И это ударило уже по всем, кто находился в тот момент примерно в квартале оттуда. У людей начинались эпилептические припадки, у других не выдерживало сердце, пожилые просто падали замертво. Череда подобных маленьких трагедий уносила жизни людей или лишала их здоровья, и ни один врач не мог дать им сколько-нибудь вразумительного объяснения. Истину же знали единицы и сейчас они начинали действовать.
Черные коконы, накрывающие грузовик и авто немцев, рассыпались, как только иссякла взрывная волна, разошедшаяся во все стороны от театра. Эсэсовцы, как по команде, принялись выпрыгивать из него с автоматами наперевес. Они уверенно ринулись к театру, вскидывая на бегу оружие.
— Стоять! — едва успел крикнуть им в спину выбравшийся из автомобиля Мельхиор. На время операции всеми марионетками управлял он.
— Своевременно, — произнёс, как всегда, незаметно появившийся Юримару. Он стоял, опираясь локтем на крышу авто. — Хотя и интересно было бы поглядеть на противостояние ваших марионеток моим мертвецам.
— Это и есть ваш таинственный друг, — совершенно невозмутимо поинтересовался у старшего фон Неймана Исаак, — что так помогал вам здесь?
— Именно он, — кивнул Мельхиор, стирая мокроту с очков и водружая их на законное место. — Юримару, если я правильно запомнил имя.
— Всё верно, — учтиво кивнул седовласый самурай. — И у меня тоже есть некоторые дела в театре. Надеюсь, мы не станем мешать друг другу.
— Только если наши дела не пойдут вразрез с вашими, — усмехнулся Исаак. Улыбка вышла несколько жутковатая из-за подсыхающих кровавых разводов на зубах.
— Думаю, что и в этом случае мы сумеем найти общий язык, — кивнул Юримару.
Он оттолкнулся от автомобиля и решительно зашагал к театру. Взмахом руки подозвал мертвецов, оставивших в покое стол и направившихся вслед за ним.
— Опередить их, — приказал Мельхиор марионеткам — и эсэсовцы сорвались с места.
Они больше не обращали внимания на Юримару и его покойников, пробежали мимо, даже оружием в их сторону не поведя. Пассажиры чёрного авто зашагали следом за ними, особенно никуда не торопясь. И только Гудериан, бросая взгляды на Юримару, едва заметно ощеривался, как волк, глядящий на врага.
Юримару с шутливым поклоном всё же пропустил немцев вперёд, и те вошли в театр вслед за своими солдатами.
Эсэсовцы ворвались в фойе театра, стволы их автоматов тут же начали обшаривать достаточно большое помещение. Наткнувшись на едва держащихся на ногах Акамицу и Дороши, они тут же выполнили приказ, что был отдан им ещё перед посадкой в грузовик. «Стрелять во всех». Исключением были только Юримару и его покойники, ибо таково было новое распоряжение. Выражалось оно, правда, всего одним словом, но марионетки были на той стадии подчинения, что в словах необходимости не было.
Короткая очередь ударила по женщинам, но Дороши успела оттолкнуть Акамицу с линии огня и сама рухнула следом. Пули прошли выше, прошив стену театра. Эсэсовцы не стали останавливаться, чтобы добить двух женщин. Бывалые солдаты, они не считали их достойными целями, а уж, тем более, противниками. Эсэсовцы пробежали через фойе, двое нырнули в столовую, остальные бросились к лестнице на второй этаж и к лифту.
Они не стали разделяться на группы, не так много их было, и все вместе устремились на второй этаж. Они совершенно не ожидали сопротивления со стороны театральных обитателей, и потому выстрелы оказались для них полной неожиданностью. Стреляли по ним как раз со второго этажа, укрываясь за дверным косяком. Вели довольно грамотный огонь из револьвера.
Первый выстрел пробил каску на голове бегущего первым эсэсовца. Но в авангарде шли наименее уязвимые марионетки Мельхиора. Пуля не особенно повредила голове эсэсовца, и, хоть по лицу его и потекла густая чёрная жидкость, он не обратил на это никакого внимания. Вскинул автомат и дал короткую очередь. Пули выбили щепу из дверного косяка. Однако почти следом оттуда донёсся новый выстрел — столь же меткий, как первый. Снова дёрнулась пробитая уже каска эсэсовца — в этот раз чёрной жидкости было намного больше. Солдат покачнулся, но всё же устоял. И на сей раз, ответный огонь открыли сразу трое. Очереди изрешетили стену и косяк, заставив стрелка замолчать под угрозой смерти.
Воспользовавшись этим, эсэсовцы бегом кинулись по коридору к двери, из-за которой по ним стреляли.
Стрелять по ворвавшимся в театр солдатам могла только Марина. Лишь она всегда носила при себе револьвер, готовая в любой момент пустить его в ход. Что и сделала в тот момент.
Услышав выстрелы, я мгновенно позабыл о странном поведении Бокия, и ринулся к фойе, откуда доносились короткие очереди. У меня не было при себе оружия, но в тот момент я как-то не задумывался над этим. Я выскочил на лестницу как раз когда враги стали подниматься по противоположной и были остановлены Мариной. Солдаты в зимних плащах и стальных касках открыли ответный огонь, и авангард их устремился к двери, за которой пряталась Марина.
Видимо, творящийся в театре кошмар из музыки и знакомого звона ударил и по людям на улице. Глеб Иванович — или кто бы ни был странный второй Бокий — так и вовсе после первого звонка на пол повалился. Я же, видимо, из-за того, что уже раз попадал под подобное воздействие, теперь легче перенёс его. И смог не только устоять, но и что-то делать помимо этого.