В другой новелле рассказывается о том, как британского агента вместе с завербованным им наемным убийцей, мексиканцем Мануэлем Сантаной, направляют в Неаполь с задачей перехватить в пути некоего грека, везущего секретные документы в германское посольство в Риме. По недосмотру агента и небрежности киллера погибает посторонний человек. Но агенты не очень расстроены такой оплошностью: производственные издержки, так сказать.
Когда работа в Швейцарии закончилась, Моэм, с согласия начальства МИ-6, поехал в США, где готовились к постановке две его пьесы. Но вскоре «боевая труба» призвала его в Петроград, в страну Достоевского, Толстого и Чехова, чьими книгами он зачитывался с юности.
…Итак, завтра встреча с Керенским.
Встречи в «Медведе»
Моэм решил пойти пешком в сторону дорогого ресторана «Медведь», где была запланирована встреча. В «Записных книжках» он делится своими впечатлениями о Петрограде 1917 года:
«Ярко выраженный характер имеет Невский проспект. Он грязный, унылый, запущенный. Очень широкий и очень прямой. По обеим его сторонам невысокие однообразные дома, краска на них пожухла, в архитектурном отношении они мало интересны… Витрины магазинов забиты жалкими изделиями. Нераспроданные товары разорившихся пригородных лавчонок Вены или Берлина — вот что они напоминают. Густой людской поток беспрерывно течет взад-вперед. Пожалуй, именно толпа определяет характер Невского. Если на других улицах в толпе встречаются по преимуществу люди одного слоя общества, то здесь — самых разных; разгуливая по Невскому, кого только ни увидишь — и солдат, и моряков, и студентов, и рабочих, и предпринимателей, и крестьян; они без умолку разговаривают, образуют толчею вокруг газетчиков, продающих свежий выпуск».
Далее все о том же Петрограде:
«Вечерами он куда красивее. Здешние каналы удивительно своеобразны, и хотя порой в них можно уловить сходство с венецианскими или амстердамскими, оно лишь подчеркивает их отличие. Неяркие, приглушенные краски. Близкие к пастельным, но такие нежные, какие художникам редко удается передать: туманно-голубые и тускло-розовые тона, как на эскизах Кантен де Латура, зеленые и желтые, как сердцевина розы. Они пробуждают те же чувства, что французская музыка восемнадцатого века с ее пронизанным грустью весельем. От каналов веет тишиной, бесхитростностью и наивностью; этот фон представляет отрадный контраст русским с их необузданным воображением и буйными страстями».
Вот и ресторан «Медведь». Саша встретила Моэма. Вместе они вошли в отдельный кабинет. Моэм готовился увидеть волевого, жесткого и решительного лидера огромной воюющей страны. Но был разочарован. Он вспоминал о встрече с Керенским:
«Вид у него болезненный. Все знают, что он нездоров; он и сам, не без некоторой бравады, говорит, что жить ему осталось недолго. У него крупное лицо; кожа странного желтоватого оттенка, когда он нервничает, она зеленеет; черты лица недурны, глаза большие, очень живые; но вместе с тем он нехорош собой. Одет довольно необычно — на нем защитного цвета костюм, и не вполне военный, и не штатский, неприметный и унылый… Я не почувствовал в нем особого обаяния. Не исходило от него и ощущения особой интеллектуальной или физической мощи. Однако поверить, что своему возвышению он обязан исключительно случаю и занял такое положение лишь потому, что никого другого не нашлось, невозможно. На протяжении беседы — он все говорил и говорил так, словно не в силах остановиться, — в нем постепенно проступило нечто жалкое… В итоге он произвел на меня впечатление человека на пределе сил. Судя по всему, бремя власти ему непосильно».
Последующие встречи лишь усиливали разочарование, и через связника Моэм шлет в Лондон нелестный отзыв о главе Временного правительства. Дела в России ухудшаются день ото дня. Керенский, слабый и безвольный человек, при этом снедаемый тщеславием, увольняет любого министра, который, как ему кажется, представляет угрозу для его положения. С трибун трещат бесконечные речи. Нехватка продовольствия становится все более угрожающей, приближается зима, а топлива нет. Находящиеся в подполье большевики активизировались. Ленин уже в Петрограде, и Керенский знает, где он находится, но не осмеливается его арестовать.
На основе обрывочной информации, оговорок и намеков, полученных во время салонных бесед в «Медведе» и в квартире Саши Кропоткиной с людьми, близкими к Керенскому, в первую очередь с членами его правительства, Моэм докладывал своему шефу: у главы Временного правительства нет твердой и однозначной позиции по поводу выхода или невыхода России из войны.