Весь экипаж был интернирован, и адмиралтейство, желая покончить с этим делом, заставило водолаза опуститься на дно моря там, где затонул корабль. Ко мне прислали этого водолаза, краснощекого матроса, вместе с его находкой: три ружья и обломок от пулемета, которые он положил ко мне на стол. Он подробно описал, как увидел «Ауд» лежащим на боку с пробитым корпусом. Сила взрыва усеяла в этом месте твердое песчаное дно океана винтовками и сломанными пулеметами. Принесенные им винтовки были не германского образца. Присутствовавший при этом морской офицер высказал предположение, что винтовки эти могли быть русскими. Он позвонил по телефону русскому военному атташе, который тотчас же явился и после внимательного осмотра винтовок заявил: «Да, это наши винтовки. Посмотрите на марку, которой они помечены. По всей вероятности, они были взяты в сражении при Танненберге». Таким образом, даже в этой диверсивной попытке немцы старались устроиться «подешевле».
Первое мое свидание с сэром Роджером Кэзментом состоялось утром в пасхальное воскресенье. Он был увезен из Ирландии под конвоем офицера, и, разумеется, вид его был не блестящий.
Однако он вошел ко мне в канцелярию с высокомерной осанкой, что, впрочем, было особым свойством его походки. Офицеры адмиралтейства и военного министерства окружили меня. Я начал с того, что попросил его назвать себя. «Вы же знаете, как меня зовут», — отвечал он. Я указал ему, что он назвал себя Ричардом Мортоном, когда его арестовали. Он поднял голову и сказал: «Официально я сэр Роджер Кэзмент». Затем он попросил разрешения повидаться с одним из своих друзей, сэром Уильямом Тиррелем, до продолжения допроса. Я ответил, что было бы несправедливо просить этого джентльмена присутствовать при нашем разговоре, так как он совершенно непричастен к интересующему нас делу. Было заметно, что присутствие моего стенографа раздражало Кэзмента и он все время был начеку. Позже, когда стенограф удалился, Кэзмент стал словоохотливее, даже встал со своего места и сел на кончик моего стола. Он был высокого роста, худой, лоб его был покрыт морщинами. Он отказался отвечать на некоторые из моих вопросов не из опасения обвинить себя, а из страха скомпрометировать других лиц. Он не хотел также ничего говорить против немцев в присутствии стенографа, но не пытался оправдываться. Я прочел ему статью из «Немецкой лаплатской газеты», автором которой считали его, и он сознался, что написал эту статью. Я заметил, что политические убеждения — это одно, а политические действия — совсем другое, на что он возразил: «Я должен действовать согласно моей совести. Некоторые ирландцы боятся действовать, но я не побоялся совершить акт государственной измены. Я не стараюсь себя оправдывать, я готов нести все последствия своей вины». Он с негодованием отвергал обвинение в том, что получил 2400 фунтов стерлингов от немцев, — факт, отмеченный в шифрованной телеграмме Бернсдорфа.
С этого момента мы все сразу почувствовали, что он увлечен театральной стороной роли ирландского патриота, что он сам верил всему, что говорил, обладая способностью становиться одновременно и действующим лицом и слушателем. Он отдавал себе в этом отчет и не расточал зря эффектных фраз. «В тот момент я верил в дружественные чувства германского правительства. По-вашему, я, разумеется, не более как самый низкий подлец. Я никогда не желал зла вашей стране, но хотел освободить Ирландию. Я виновен в государственной измене и готов нести все последствия этой измены».
На следующее утро, при втором допросе в отсутствии стенографа, он был уже откровеннее. Он рассказал, что лежал больным, когда получил депешу, вызвавшую его в Берлин по служебным делам. Там у него произошло бурное свидание с офицером германского генерального штаба, который приказал ему немедленно отправиться в Ирландию на пароходе «Ауд». Пароход этот вез груз, состоявший из 20 тыс. винтовок и пулеметов. Кэзмент добавил, что Монтейх и Бейли настаивали на том, чтобы он разрешил им сопровождать его, и после долгих переговоров с немецким офицером решено было отравить их не на пароходе «Ауд», а с подводной лодкой. Неудача преследовала их. Подводная лодка должна была задержаться в Киле для починки, и их перевели на другую подводную лодку, которая и доставила их в Кюрранан.