Она выбрала Эстана.
— Одобряю твои слова Джексону, — внезапно выдал Золин, чем заставил меня вздрогнуть и удивлённо уставиться на парня.
— Чего?
— Он это заслужил. Да и не похожи вы совсем, так что у вас всё равно ничего бы не вышло. — Видимо, заметив моё выражение лица, он решил пояснить: — Вы не созданы друг для друга.
— Чего?! — прошипела я. — Ты что, подслушивал?!
— Нет, — абсолютно честно моргнул Золин.
— Как же меня достала твоя магия! — мученически провыла я. Полушёпотом. — Что б ты провалился! Я хочу, чтобы твои кости плавились в Аду!
— Ну, ты кушай-кушай. Чайку попей. И не забудь к Эстану сходить. А мне пора на занятия, — состроил святую невинность Золин.
И, так же, как и Джексон, покинул меня уверенной походкой, тоже ни разу и не обернувшись.
***
Я как-то совершенно наивно надеялась, что со времени нашей последней встречи что-нибудь изменится. Но запах, цепкими щупальцами просочившийся сквозь щель открывающейся двери, убедил в обратном.
В прихожей были одни единственные ботинки. Рядом с ними приветливо улыбалось жёлтое пятно, уже давно высохшее, но вытереть его кто-то… вернее, кое-кто поленился. Пиво, небось, разлил.
С тех пор, как я была на кухне этой квартиры, банок, бутылок, грязной посуды и мусорных мешков только прибавилось. Запах стоял отвратный. Золин говорил, что первые полгода у них в доме была сиделка (что-то мне подсказывает, что их было больше — ввиду исключительного характера пациента), но потом Эстан приноровился сам. Он мог без помощи ходить в туалет и принимать душ. Последнего парень не делал уже давно: на это указывали его исключительно грязные волосы.
Хозяин квартиры обнаружился в комнате. Он спал. Или делал вид, что спал.
Эстан, видимо, вообразил себя мумией (или мертвецом?), а кровать саркофагом (или гробом?). Он вытянулся струной, ноги были прижаты друг к другу, руки патетично сложены на груди. Он ни храпел, ни сопел, ни… дышал?
Я поспешно склонилась над его лицом, чтобы прослушать дыхание. Вместо этого услышала:
— Ты можешь забыть дорогу в эту квартиру?!
— Тю, какие мы нежные. И нечистоплотные. — Я отклонилась и показательно зажала нос рукой.
— Просто. Убирайся. И никогда. Никогда. Никогда. Никогда…
— …не приходить сюда? — подсказала я, подозревая, что это «никогда» никогда не кончится.
— Да.
— А если у меня есть ценная информация?
— По поводу?
— По поводу директора и Главного конс-мага.
Эстан лежал в позе «мумии» и не открывал глаз, из-за этого трудно было определить, пьян он или нет?
— Ну а я тебе зачем?
— Не мне. Нам. Нам всем.
— Это что ещё за слезливая интонация? — Парень аж один глаз приоткрыл и удивлённо посмотрел на меня. Если так можно было назвать этот крайне странный взгляд.
Я неопределённо пожала плечами. Что поделать, после разговора с Джексоном, меня не тянуло вредничать.
— Тебе не надоело, что тебя используют, как гончую собачонку? — На губах Эстана появилась насмешливая улыбка.
— Кто использует? Золин? — Я хмыкнула.
— Естественно.
— Он меня не использует, и ты бы об этом знал, если бы захотел с ним поговорить.
Эстан открыл сперва один глаз, потом второй.
— Вот сейчас не понял. Это типо я не хочу с ним разговаривать?
— А ты думаешь, я сама каждый раз рвусь твоим перегаром подышать?!
Парень приподнялся на локтях и в полутьме задёрнутых штор посмотрел на меня ненавистным взглядом.
— Не буду я разбираться в ваших бумагах! Убирайся из моей квартиры! Он хочется поговорить?! Пусть приходит сам! — его голос едва не сорвался на крик.
Я только губы сжала. Постояла так несколько мгновений, пережидая бурю. Затем настойчиво протянула ему бумаги.
— Посмотри, — холодно процедила. — Золин надеется на твою помощь.
Эстан приподнял брови, посмотрел на меня в искреннем недоумении, словно решил, что мои слова — обычная шутка. Убедился, что нет, и начал хохотать.
Признаюсь, я опешила. Смех был не заразительным, не приятным и не искренним. Он был исступлённым. Наверное, именно так смеются сумасшедшие — запрокинув голову, заставив тёмные волосы распластаться по спине, и трясясь всем телом, словно бы содрогаясь от ударов.
— Ты что, серьёзно?! На мою помощь?! — едва сумел выдавить он.
Я не смеялась, только тяжёлым взглядом обводила это логово, в котором парень прятал безнадёгу и отчаяние.
— Эстан, ты должен помочь, — сказала настойчиво.
— Я сижу в инвалидном кресле, курица слепая! — окрысился он. — Чем я могу помочь?! Ты вообще хоть что-нибудь видишь дальше своего носа?! — Он зло ударил рукой по простыням, и, потеряв опору, брякнулся на спину.
— Ты считаешь, твои причитания заставят меня слезу пустить? — Я высоко задрала бровь, с убийственным спокойствием наблюдая за происходящим. — Возьми эти бумаги и помоги своему брату.
— Убирайся, — простонал парень, закрывая лицо руками.
— Ты не имеешь права выгонять меня. У тебя есть обязанности.
— Как же я тебя ненавижу! Уйди из этой квартиры и никогда сюда не возвращайся! От одного твоего вида мне хочется блевать!
Я зло стиснула зубы. Кулак свободной руки сам собой сжался, норовя хорошенько вмазать одному зарвавшемуся типу. Но внезапно на место задетой гордости пришло понимание: он не зарвавшийся тип. Он отчаявшийся.
Я опустила руку, в которой держала бумаги, и сказала тихо:
— Меня тоже когда-то лишили мечты, и мне пришлось жить дальше. У нас с тобой, Эстан, нет выбора. Нам никто не давал права жалеть себя.
— Да как ты вообще можешь сравнивать нас с тобой?! — взъелся он.
Я же настойчиво продолжила:
— Придётся найти якорь, который не даст уплыть ещё дальше.
— Чего?! Что за тупая метафора?!
— Эстан. — Я зло ударила себя листами по ноге. — Ты достал! Хватит, это реально уже бесит. Найди себе человека, который не даст тебе сдохнуть, вот и всё!
— На себя посмотри! — разозлился парень. — Сама живёшь только местью, и ради неё готова на всё пойти!
— Это. Неправда, — отрывисто проговорила я.
— Да ты изворотливая стерва, — ни чуть не смущаясь заявил он. — Для тебя вообще не существует таких понятий, как честь, долг и достоинство. Ты только и можешь, что следовать цели, как машина. Ты никогда и никем не дорожила, — брызжа слюной, словно ядом, выплюнул парень.
Я пошатнулась, чувствуя, как кровь отливает от лица.
Это был удар ниже пояса.
Видя, что его слова бьют в самое сердце, парень решил закрепить успех.
— Я сразу тебя раскусил. Алчная, беспощадная… — он секунду колебался, чего бы ещё такого добавить, но арсенал оказался невелик, а повторяться не хотелось, — …коза!
Я стиснула зубы, нацепляя на себя привычную маску презрения. Планировала медленным движением положить документы на кровать и молча покинуть «поле боя», показывая тем самым, что отвечать на такую грубость — отныне ниже моего достоинства.
Но в самый последний момент сорвалась. Как обычно.
Листы с невероятной яростью полетели на простыни, выскальзывая из папки и разлетаясь в воздухе, словно пёрышки. Я зло запустила руку в карман, нащупала там уже давным-давно рассыпавшийся репейник. Собрала в ладонь маленькие иголочки, и в одно мгновение кинула их Эстану в лицо, будто залепила нехилую пощёчину.
— У меня всегда был тот, кем я дорожила!
Пока парень отплёвывался, я быстро покинула комнату, вылетела в коридор, споткнулась о чужую обувь и едва не поцеловала носом дверь.
— Майки! — услышала позади очень громкое, нервное восклицание. — Майки, стой! Нет, стой! Не уходи!
Я различала каждое слово. Именно поэтому мне доставило неимоверное удовольствие мстительно закрыть за собой дверь с оглушительным щелчком.
Пряча в карманы дрожащие руки, я побежала к выходу на улицу, а оттуда — в центр города.