— Нет! Через неё мы можем выйти на заказчиков.
— Я могу добыть через неё информацию.
— Не смей к ней подходить, — прорычал Ромул. Он знал, что Морт может из кого угодно выбить правду, но…не мог сейчас принимать таких решений.
Быстрым шагом он направился в сад, стремясь скрыться ото всех. Как?! Как он мог не замечать, кто она такая?! И ведь подобрали девчонку, которую он не может прочитать. Но главное не это. Она изменила ему… ИЗМЕНИЛА! Он бы мог поверить в то, что она не понимала, кому и зачем передает сведения, что не понимала, во что ввязалась… Да черт возьми, он был готов простить все покушения! Тем более, что пострадала только она сама. Но простить то, что она была с другим… Как?
Заклятье подчинения снять невозможно, это знает каждый. Сильные маги, такие как сам Ромул, просто не позволят на себя его наложить, да и маги попроще выкрутятся. Но чтобы неопытная девочка, обладающая непонятными зачатками магии, смогла такое провернуть? Бред! Она все сделала осознанно… И была с другим мужчиной, и подсыпала яд, и сдавала его… Ромул с силой ударил по стволу дерева так, что оно покачнулось.
За что ему все это? Почему все женщины, которые оказываются рядом с ним, предают его? Виталина… Он даже не знает, сможет ли когда-нибудь забыть её. При мысли о том, что другой мужчина прикасался к ней, начала дрожать земля. Стоп. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Нельзя терять контроль над силой.
Повелитель приказал принести бочонок вина и закрылся в своих покоях.
Меня притащили в темную сырую камеру. Под потолком было окно с решетками. Здесь не было даже кровати, просто холодный каменный пол и все. Площадь очень маленькая, не больше трех квадратных метров, на которых была и дыра в полу, из которой ужасно воняло испражнениями. Мне было очень плохо, и я даже не знаю, что болело больше: душа или голова? Я потеряла Ромула. Не думаю, что он сможет простить меня после такого. Вопрос лишь в том, когда за мной придут, чтобы казнить. А может, он сделает это сам? Говорил ведь, что лично казнит всех причастных. Принять смерть из его рук, в общем-то, не самая плохая штука, которую можно себе представить.
Я свернулась калачиком на грязном полу. Левая часть головы пульсировала болью, но я не обращала внимания. Какой смысл, если я и так практически труп? Без Ромула я не хочу жить. И ведь сама во всем виновата! Не знаю, изменилось ли что-то бы, расскажи я всю правду тогда, после купания на реке… Теперь уж ничего не попишешь. Его удар разрушил все, что мы построили за этот короткий срок. Короткий, но самый счастливый период в моей жизни. Я благодарна Ромулу за то, что с ним я узнала, что такое любовь. Он наверняка думает, что я ему изменила. В каком-то смысле… Если бы я могла сопротивляться, то не позволила бы Алану прикоснуться ко мне.
Наверное, даже если я ему все расскажу, он мне не поверит. Даже плакать сил не было, и я так и уснула.
Проснулась уже ночью, когда из окошка потянул холодный сквозняк. Голова болела меньше, но начало тошнить. Опустив взгляд, увидела на полу перед дверью поднос с похлебкой и хлебом. Я даже не буду пытаться встать, чтобы это съесть. Нет ни сил, ни желания.
Что сейчас делает Ромул? Представить страшно, как ему плохо. Как же мне хочется все исправить… Но, боюсь, при попытке что-то объяснить, он огреет меня снова.
Раздались шаги, в двери щелкнул замок. В мою тюрьму вошел Морт. Он рывком посадил меня и прислонил к стене. Выражение лица у него было мрачным, но решительным.
— Кто тебя подослал? — спросил он. Я даже не думала врать или отпираться.
— Алан Гредворд.
— Зачем?
— Я уже говорила.
Пощечина, от которой голова снова начала болеть.
— Зачем? — тем же тоном спросил Морт.
— Я должна была сообщать то, что вижу и слышу.
Я рассказала Морту все как на духу, ничего не утаивая и не скрывая: и про реку, и про мое решение выйти из игры, и про сегодняшние события. Не утаила даже эпизод с изнасилованием.
— Красиво врешь, — вздохнул он. — Твои хозяева тебе не сказали, что заклятье подчинения снять невозможно? Можно помешать его наложению, но не снять.
— Я не лгу. Делайте что хотите, но я сказала вам всю правду, — я отвернулась от него, вновь свернувшись калачиком. Голова снова разболелась.
Морт несколько секунд сверлил меня странным взглядом и, наконец, вышел.
Он громко хлопнул дверью, и я вздрогнула от волны боли, пронесшейся в голове. Скажет ли он Ромулу то, что узнал от меня? Наверняка, а иначе, зачем вообще приходил?
Надо же, никогда мужчины не поднимали на меня руку, а сегодня сразу двое… Воспоминание о том, как Ромул ударил меня отозвалось острой болью в сердце, и я снова не сдержала слез. Понимаю, что заслужила, но как же больно… Плач ещё сильнее начал раскалывать и без того больную голову. Я сама не заметила, как провалилась во тьму.