— Правда? — удивился он. — У меня иногда возникает ощущение, что ты за мной наблюдаешь, но я не придавал этому зачения.
— Так что там с проклятьем? — напомнила я. — Я видела, при каких…обстоятельствах ты его получил. Почему ты так поступил?
— Лина, — выдохнул он, собираясь с мыслями, — мне было восемнадцать лет, я был дураком. Анита не приняла те травы, которые ей давали повитухи и вскоре забеременела. Я не знаю, на что она рассчитывала. На женитьбу? Это бред. На судьбу матери бастарда? Тоже глупость. Она не сказала никому и ничего. Когда срок уже был около тринадцати недель, кто-то что-то заметил, сейчас уже точно не помню, и все вскрылось. Мой отец узнал, приказал убить плод.
— А ты? Что ты?
— Я испугался, Лина. Испугался осуждения окружающих, насмешек. Подумать только, принц сделал ребенка безродной рабыне!
При этих словах у меня неприятно кольнуло где-то в груди.
— Такого никогда не было. Считается, что наша кровь священна, нельзя так просто ею разбрасываться. И я поддержал отца. Анита умоляла меня не делать этого, но я был непреклонен. А потом она умерла… Проклятье, наложенное перед смертью, снять практически нереально. Но годы шли, а мне нужна была жена. Наплевав на все, отец дал согласие на наш союз с одной принцессой. Ей было шестнадцать, мне — двадцать два. Все было как обычно: торжество, провожание, брачная ночь. Я помню, как она засыпала рядом. Такая юная, чистая, красивая. Она так и не проснулась. Просто умерла во сне. Я просыпаюсь утром, а она холодная, понимаешь? — его голос странно дрогнул. Я ободряюще сжала его руку. — С тех пор я и не думал о том, чтобы жениться. За все годы ни одна девушка так и не сказала, что любит меня. Я уже перестал надеяться, смирился с тем, что детей у меня не будет. Хотел взять на воспитание какого-нибудь дальнего родственника и вырастить себе приемника. Так было до тех пор, пока ты не свалилась прямо с неба, — рассмеялся он. — Ты такая…необычная, притягательная, умная, добрая, храбрая. Виталина… — прошептал он мне в ухо, ещё крепче сжимая руки и буквально вдавливая меня в себя. — Никогда не испытывал подобного. Ты — мое чудо. Я люблю тебя больше всего на свете, — он наклонился ко мне и коснулся моих губ своими. Это был невыразимо нежный и чувственный поцелуй. — Ты же не думаешь, что я отпущу тебя? — полушутливо спросил он.
— Ромул, так надо, — вздохнула я. — Давид научит меня защищаться, и тогда мы сможем быть вместе с тобой. Навсегда, — я сама поразилась, как притягательны и желанны для меня эти слова.
— Вот что мне с тобой делать, любовь моя? — он прижал меня к своей груди. — Просишь меня отпускать тебя туда, где куча мужиков будут видеть в тебе свою самку!
— Они шарахаются от меня, — рассмеялась я. — Да и Давид пообещал, что никто не посмеет делать мне никаких намеков.
— Да, никто, кроме него, — зло прорычал Ромул, сжимая кулаки. — Лина, признаюсь, я с трудом борюсь с искушением отнести тебя в свой дворец и запереть. Чтобы никто кроме меня не смел прикасаться к тебе. Я хочу быть уверен, что ты в безопасности.
— В безопасности? — тихо переспросила я. — Знаешь, ты первый мужчина, поднявший на меня руку.
— Прости меня, — сокрушенно произнес он. — Прости, Лина. Я как с цепи сорвался, когда мне сказали, что ты с другим… Как мне загладить свою вину?
— Как Повелитель может загладить свою вину перед шлюхой? — отстраненно спросила я, глядя прямо перед собой.
— Лина! — он развернул меня к себе. — Я никогда не прощу себе того, что тогда наговорил тебе. Ты запала мне в душу, отпечаталась в моем сердце! И мне говорят, что ты предала меня! И это не просто слова, были ведь «доказательства». Я готов все отдать, чтобы вернуться назад и все исправить. Пожалуйста, прости меня, — он уткнулся лбом мне в спину.
— Скажи, а если бы я не стала Всадницей, а так и осталась твоей рабыней, ты бы и со мной не стал портить свою кровь?
— Лина, многое изменилось с тех пор. Я повзрослел, переосмыслил многие вещи. Если бы ты не умерла там, у меня на руках, я бы женился на тебе на следующий день. Я хочу быть с тобой. Я так долго ждал тебя, мечтал, какой будет та самая и будет ли она вообще. Ты предназначена мне судьбой. Я даже не знаю, смогу ли сегодня отпустить тебя, когда ты захочешь уйти, — в подтверждение своих слов он прижал меня к себе, не давая возможности пошевелиться. — Я не могу простить себе, что позволил этому слизняку прикоснуться к тебе. Ему повезло, что Давид свернул ему шею, потому что я бы убивал его намного медленнее… Как я могу отпустить тебя туда, скажи?!