— Все вон, — велел я, но солдаты, не слыша моего сдавленного голоса, продолжали завороженно смотреть на ее мертвое тело. — ВОН ВСЕ ОТСЮДА!!! — гаркнул я вновь, не видя ничего вокруг, не осознавая происходящего и не чувствуя, как по моим щекам стекают горячие жгучие слезы.
Те, кто с пафосом утверждают, что мужчины не плачут — просто никогда в своей жизни не испытывали в полной мере тех чувств, что рвали сейчас на куски мое сердце. Отчаяние. Боль. Безнадежность. Обреченность. Тоска. Те, кто уничижительно утверждают, что мужские слезы — слабость, просто никогда не теряли того, кто им действительно дорог. Того, ради кого ты готов отдать все на свете, пожертвовать всем миром, собой — все ради того, чтобы любимый жил. Зачем мне этот мир — если он убил тебя? Зачем мне эта жизнь — если в ней нет тебя?
И сейчас я плакал. Я был слаб. Раздавлен. Уничтожен. Мертв. Слезы на щеках — это ничто. Я готов был выть, орать, рвать на себе волосы, крушить все вокруг от собственного бессилия, разбивая кулаки в кровь. Я готов был голыми руками разнести тут все к чертовой матери, в ярости, не разбирая, где свой и чужой. И я разбивал кулаки о каменное крошево. Я орал и выл, не слыша собственного голоса. Я плакал — не стыдясь своих слез, смешивая их с серой пылью хлопьев золы на ее лице. Я целовал ее холодные пальцы, желая согреть их дыханием. Я обхватывал ладонями ее лицо, целуя закрытые веки. Я умолял ее вернуться. Я тряс ее за плечи, прижимал к своей груди, я звал ее, и шептал слова любви, которые так и не смог сказать раньше.
А когда, стоя перед ней на коленях, я наконец понял тщетность своих попыток, — просто открутил стрелки назад. На сутки. На двадцать четыре часа назад…
Глава 17
Нина Климова, планета Зорана, 56° 51’ 62’’ северной широты, 35° 52’ 56’’ восточной долготы.
Таймер на своих мини-бомбочках установила на две минуты. Думала, этого вполне хватит, чтобы унести ноги. Но не знаю даже, как так вышло и почему, в тот момент, когда я прилаживала последний заряд, вдруг сработал первый. Я только и успела, что прикрыться руками и нырнуть в бок. Взрывная волна отбросила меня в стену, оглушая. Я попыталась зацепиться за дверной проем и укрыться за стеной, но тут взорвалась вторая и третья «пуговички». Здание тряхнуло так, что казалось, каждый его кирпичик вздрогнул и разлетелся на кусочки. Меня вышвырнуло на лестницу, которая тут же осыпалась подо мной, и я полетела вниз.
Рывок, плечи и шею выкручивает пронзительная резкая боль, и я зависла над провалом, зацепившись разгрузкой за что-то.
— Поймал! — Энжью дернул меня вверх за ремни на спине, затаскивая на верхнюю плиту перекрытия, помог подняться на ноги, сам едва не поскользнулся на покосившемся полу, и, отмахиваясь от стоявшей вокруг пыли и сыплющейся с обрушившегося потолка каменой крошки, поволок меня в сторону противоположной лестницы.
— Колин! Как ты тут оказался? Куда ты меня тащишь?
Честно говоря, я была немного дезориентирована. Творившийся вокруг бедлам от внезапного взрыва и неожиданное появление герцога внесли раздрай в мои мысли. Я никак не могла понять, что произошло и происходит вообще. Мысли разбегались испуганными тараканами на свету. Почему взорвалась взрывчатка? Как герцог оказался здесь так быстро? Как ему удалось поймать меня в последний момент? Почему он здесь один? Почему он не пострадал от взрыва?
— В другое крыло, в башню. Нам нужно укрыться.
— Зачем? Повстанцы? Их тут много?
— Откат, — просто ответил он на все мои заполошные вопросы, продолжая упорно тащить меня вверх по лестнице.
— Что? Почему? Я умерла? Ты спас меня? Сколько часов открутил?… или… дней?!
— Сутки, — бросил он, не оборачиваясь и утирая рукавом нос, да только еще больше размазал по лицу кроваво-алые разводы. — Быстрее. Не успеем…
— Сутки! Твою ж дивизию! Я была мертвой сутки! Зачем ты это сделал?! — я в ужасе остановилась и дернула его за руку, вынуждая повернуться ко мне. Глаза — две черные дыры с сузившимся зрачком, побелевшее лицо и синие ниточки губ, окрашенные кровавой помадой, стекающей из носа тонкими дорожками вниз и по подбородку на грудь. Ледяные пальцы, озноб по телу, подгибающиеся ноги.
— Дура, — сказал он и рухнул на колени. Уперся руками в ступеньки, не давая себе опрокинуться лицом вперед, опустил голову. — Я ж люблю тебя, дуру такую.
И упал, теряя сознание. Ой же ж дура! Как есть, дура! Он же тут тебя спас и умирает теперь, а ты стоишь и отношения выясняешь!!!