Они пришли под вечер. Сдернули меня с койки, вырывая из рук планшет, скрутили за спиной руки и поволокли из комнаты, как была, босиком, в майке на голое тело, с растрепанной косой. Хорошо хоть штаны снять не успела, а то б в одних трусах и потащили.
Я поначалу попыталась рыпнуться, но, когда меня выволокли на улицу и я увидела Энжью, дергаться сразу же перестала. Он стоял в стороне, прямой и напряженный, смотрел на меня мертвым холодным взглядом чужого человека. Взглядом человека, которого предали. И я поняла — он все знает. Видимо, кто-то на меня настучал. Могли и повстанцы отомстить за глушилку, или свои за неподчинение. Неплохо у них тут все же разведка работает.
А вон и Олмен рядом, бледный и напуганный. Смотрит так, будто прощения просит. Не бойся за меня, мальчик, я знала, на что шла.
Колин… Мне бы только объяснить ему все на прощание. Чтобы не так все закончилось между нами — с болью и разочарованием. Чтобы он смог меня понять, что я не хотела этого. Ведь пыталась уйти, видит Бог, и не раз пыталась, но так и не смогла.
И, наверное, глупо было надеяться с моей стороны, что он простит меня, но все же я должна попытаться хотя бы объяснить. Но я напрасно ловила его пустой безразличный взгляд, он скользил мимо меня не задерживаясь. Я — ничто, я для него теперь предатель, враг, а с врагами не церемонятся.
Сильный толчок в спину, и я едва не рухнула на пол. Сзади с лязгом захлопнулась дверь камеры. Послышались удаляющиеся шаги. Я медленно обвела взглядом серые бетонные стены своей тюрьмы, лишь ненадолго задержавшись на деревянных нарах с тонким валиком одеяла в голове, и медленно развернулась.
Он стоял у стены в глубине коридора, полускрытый тенями сумрака подвала. Ссутулившийся, с опущенными плечами, будто вмиг уменьшившийся в разы. Потерянный и разбитый. И мне все казалось, что вот сейчас он заговорит со мной, спросит, почему я так поступила, но он молчал. Преданный мною не только в его войне, но и в чувствах. Сломленный, раздавленный мною атлант. И я не выдержала, кинулась к нему, вцепившись в ржавые прутья решетки:
— Колин!
Он дернулся, как от удара, бросил на меня один единственный взгляд, хлесткий и жгучий, точно хлыстом оттянул, развернулся и ушел, так и не сказав мне ни слова.
Колин Энжью, штаб главнокомандующего, восточный фронт, час спустя.
— Будем ее судить? — спросил Олмен с тревогой заглядывая мне в лицо. — Если император узнает, то казнит ее.
— Госпожа Климова не является подданной императора Кримпа. Она работает на союз Конфедерации. Им и решать, как с ней поступить.
— Но, госпожа Климова совершила преступление на нашей территории. Император может потребовать ее выдачи. И… казнить, — тихо закончил Олмен.
Я на мгновение закрыл глаза, поддавшись душевной боли.
— Да-да! Нужно сообщить конфедератам, пусть в следующий раз толкового кого присылают. А не таких вот прошмандовок. Прислали какую-то девку, только ноги раздвигать и может, — воодушевленно заявил князь Таффа, откидываясь на спинку стула.
— Молчать! — я медленно встал из-за стола, до скрежета стискивая зубы, сжал кулаки, из последних сил пытаясь себя сдержать, уперся ими о край стола. — Я вас сюда не девок созвал обсуждать. Говорите по существу!
— А по существу выходит следующе, — поднялся со своего места Таффа и оправил китель. — Послали ее к нам сюда конфедераты, им и ответственность за нее нести. А то, что она к врагу переметнулась — не наша вина. Но мы от ее действий понесли потери. Так пусть теперь Конфедерация нам возмещает убытки. А то, видите ли, консультанта они нам прислали! Не консультанта, а диверсанта!
— Не могла она к врагу переметнуться! — горячо возразил Олмен.
— Это почему это не могла? Вон она давеча в столовой речи жаркие толкала. Против политики императора высказывалась вполне однозначно! А уж чем ее там Бриан подкупил, не знаю! Да и много ли девке-дуре надо?
— Нет, не может быть. Нина не раз спасала жизни и мне, и вам, Ваша Светлость! Если она предатель — не легче ли было бы дать нам погибнуть?
— Она ж конфедератка, кто знает, что у них там на уме — развел руками князь Таффа.
— Они могли ей приказать!
— Вот скажи мне, зачем Конфедерации нужно было присылать нам в помощь консультанта и приказывать ему взорвать наш спутник? Чем он им мог помешать? Конфедерация нам не враг — как раз наоборот! И зачем им портить с нами отношения? То ли дело повстанцы! Им-то наш спутник как бельмо на глазу!
— Пора прекращать этот бессмысленный спор, — поставил я точку в их пререкании. — Пока не проведем допрос, можем еще месяц гадать на кофейной гуще, выясняя «зачем» и «кому» и «почему».