— Мадмуазель. Я не знаю, насколько вы посвящены в секреты Особой Канцелярии, но в любом случае требую от вас клятву молчания о том, что вы увидите внутри.
— Клятву? — растеряно переспросила Анаис. — А разве не соглашение о неразглашении требуется подписывать?
Ван Госс покачал головой.
— Толку-то от подписи, хоть чернилами ее ставь, хоть кровью. А вот клятву переступить не удастся.
— Но я не маг. Разве будет моя клятва иметь силу?
— Не сомневайтесь, даже настоящее имя называть не потребуется, — тут он усмехнулся недобро, — Имя-то что, его и подделать можно, и чужим поклясться. Просто повторяйте за мной формулу. Клянусь своей жизнью, смертью и разумом…
— Клянусь своей жизнью, смертью и разумом, — подчинилась Анаис.
— Перед небесными дьяволами и их слугами… Не дрожите так, мадмуазель, это всего лишь формулировка, повторяйте спокойно… Отлично. Никому и никогда не говорить и не передавать другими способами то, что увижу.
— То, что увижу, — эхом повторила Анаис, все еще недоумевая, кому это в голову пришло добавить в формулу клятвы небесных дьяволов. Разве можно от них ждать что-то хорошее?
Альберт меж тем поднес ключ к замочной скважине, но все равно колебался, и ключ едва подрагивал в его пальцах.
— Даже после клятвы, — глухо произнес он, — Я прошу вас, мадмуазель, постарайтесь побыстрее забыть то, что увидите. Чтобы Виктору, чтоб его, д’Альбре не пришлось уничтожать ваши воспоминания. И ради чистых небес, держите себя в руках.
Тихо щелкнул замок, дверь открылась легко и бесшумно. Анаис привстала на цыпочки, желая из-за широкого плеча Альберта разглядеть того, кто сидел в комнате и что-то бормотал себе под нос. Сначала девушка заметила только лысину, такую же гладкую и блестящую, как у ван Госса, на ней как раз отразился слабый солнечный блик, пробившийся сквозь пыльные стекла. А потом подросток поднял лицо, и Анаис увидела его глаза — абсолютно белые, с точкой-дырочкой зрачка, бездонно черной на фоне бесцветной радужки.
Анаис резко вдохнула и зажала себе рот, словно могла так удержать крик. Мальчик, совсем еще ребенок, едва-едва перешагнувший пору полового созревания, смотрел на нее равнодушно, словно и не видел толком. Губы его продолжались шевелиться, повторяя бессмыслицу — детскую считалочку:
— Птицы плачут до утра значит их пришла пора… Слышишь стонет козодой он зовет тебя с собой…
Анаис перевела ошарашенный взгляд на Альберта.
— Это же элементалист! — Сдавленно прошептала она, словно потеряв голос.
— Именно, — невозмутимо кивнул мужчина и легонько подтолкнул девушку в спину, чтобы она прошла в комнату и не стояла посреди коридора ледяным изваянием.
Анаис медленно прошла вдоль стены, опасаясь приближаться к безумному мальчишке, но рассматривая его с болезненным любопытством. Подумать только, в этом тонком, заморенном теле таится сила, способная стереть небольшой город в пыль и тлен! Неудивительно, что их издавна душили еще в колыбели. Анаис и представить не могла, что кому-то придет в голову отлавливать и выращивать этих всесильных безумцев, приручать их, как диких зверей, держать взаперти и в тайне ото всех, как… как оружие.
Мальчишка поворачивал голову вслед за девушкой, не отводя от нее колючего булавочного взгляда. Он продолжал бормотать под нос, и Анаис волей-неволей прислушалась:
— Вслед за стаей улетай невесома и чиста…
— Отродье небесных дьяволов, — выдохнула девушка, чувствуя себя виноватой за то, что не может ненавидеть и презирать ребенка, как того требуют известные с детства легенды. Разве мальчик виноват, что его искалечила магия, которой он просто не в состоянии управлять?
— Именно так, — кивнул Альберт и захлопнул дверь, оставив ключ снаружи. — Но очень полезное отродье. Вы помните свою клятву, мадмуазель? Отлично. А теперь держитесь за меня покрепче. И очень вас прошу — постарайтесь не визжать мне в ухо.
Поборов дрожь, Анаис приблизилась к Альберту и мальчишке, свободной рукой вцепилась в рукав менталиста, покрепче прижав к себе драгоценный саквояж. Менталист властно положил ладонь на гладкую голову мальчишки, и белые глаза того закатились, только губы продолжали шевелиться, выдавливая монотонные слова:
— Черный город в небесах сквозь него растут леса через ветки сквозь шипы улетай прочь от слепых громче громче птичий плач за тобой идет палач…
Неведомая сила, покорно следующая за глухим голосом элементалиста, закружила вокруг людей, мазнула по стенам, словно пробуя, хватит ли ей сил проломить их, смять, как бумагу, разорвать в клочья? Хватит. Но не сейчас. Сейчас чужая отточенная воля взрезала потоки дикой и неистовой стихийной силы, кроила их, подчиняла себе, направляла прочь из этой тесной комнатушки, из этого унылого захолустья. Прочь, в небеса, за птичьей стаей! Сквозь ветви и шипы, туда, где среди колючих звезд искрится незримый город небесных дьяволов! Туда — и дальше, к отрогам гор, где среди укромных долин и буковых лесов белеет старый и уютный город с узкими улочками и красными черепичными крышами, а чуть в отдалении, среди крохотных зеркал-озер высится замок, своими шпилями тянущийся к самому солнцу — Академия.