«Но на что же она рассчитывала, посылая это вам?!»
«Не знаю. Может, на наших шифровальщиков, что они смогут подобрать разгадку к любому коду. А может, на мои способности. Если бы ее блокнот попал мне в руки, я мог бы попробовать считать отпечаток ее мыслей, с которыми она вела записи».
Анаис вспомнила, о чем обычно она думала при ведении конспектов, и тихонько хихикнула. Вряд ли Виктор был бы рад, считывая зашифрованный тайный отчет, поймать мысль о том, что готовить на ужин и какую гадость устроить неприятному аспиранту!
Наскоро пролистав самодельный блокнот, девушка не обнаружила там ни ключа к шифру, ни простых записей. Абзацы шли вразнобой, ровные строки перемежались короткими приписками на полях, столбцами то ли имен, то ли дел. Похоже, это действительно был рабочий дневник Дианы, то, что она записывала для себя, чтоб обдумать на досуге, не забыть или проверить. И она считала, что именно эти записи, а не то, что она успела отправить с отчетами, поможет Виктору в раскрытии заговора.
«Идите спать, — все же посоветовал маг, когда Анаис начала по третьему кругу листать блокнот, то переворачивая его вверх ногами, то приставляя к нему зеркало. — Над этой загадкой лучше думать на свежую голову».
Анаис не удержалась и согласно зевнула, устало потерла глаза.
***
Виктор был прав, толку-то сидеть над неразрешимой загадкой, особенно когда глаза слипаются от усталости, а тело шевелится все медленнее и медленнее. Оставалось только избавиться от записки Лаперьеру и слоев почтовой бумаги. Сцеживая зевки в кулак, Анаис разворошила угли в камине, раздула уютно потрескивающий огонек. Несколько мгновений она, блаженно прикрыв глаза, грела руки его теплом, словно отгородившись им от всего света. Но девушка все же заставила себя подняться и вернуться к столу за бумагами. Воздух сразу показался промозглым и стылым, неприятно хватанул за ноги, и Анаис, скомкав в руках бумаги, поспешила вернуться к камину.
— Главное, не уснуть у огня и не устроить пожар, — пробормотала она и швырнула в алую пасть бумажный ком. Огонь вспыхнул ярче, жадно облизал бумагу, резвыми змейками оплел сначала записку Лаперьеру, а затем попробовал на зуб почтовую бумагу. Анаис заворожено смотрела, как чернеет и распадается пеплом самый страшный компромат на нее, способный поставить под удар всю ее миссию. Тепло мягко касалось лица девушки, поглаживало щеки, можно было закрыть глаза и легко представить, что это не теплый воздух, а нежные и надежные руки. Что греет ее не огонь в камине, а чужие объятия, в которых можно расслабиться и задремать, не тревожась о завтрашнем дне.
Что-то в камине затрещало, огонь подавился бумагой и выплюнул сноп колючих искр. Анаис вздрогнула, выныривая из сладкой дремы, протерла глаза.
Второй слой почтовой бумаги, залитой воском, горел плохо. Она морщилась, темнела, но даже не тлела. По ней ползли темные чернильные линии, соединялись в мелкие знаки и узоры, немного расплывчатые под тающим воском.
Стоп. Какие чернила? Внутренний конверт не был подписан!
Анаис охнула и сунулась к огню, схватила край бумаги, даже забыв о жаре. Кожу тут же опалило, боль была белая, слепящая, но тут же сменилась алой, растекающейся по коже волдырями. Тоненько вскрикнув, девушка отшатнулась от камина, затрясла руками, но бумагу не выпустила. На ней медленно гасли крохотные алые искры.
Отдышавшись и сморгнув набежавшие слезы, Анаис со страхом взглянула на ладони. Вопреки опасениям, кожа только покраснела, а не вздулась безобразными ожогами. Анаис помнила, что даже эта безобидная еще красота скоро может смениться волдырями и поспешила смазать руки мазью из старых запасов. Она слабо помогала от ожогов, но боль немного сняла, нестерпимый жар сменился прохладой и приятным покалыванием. Что ж, могло быть и хуже.
Только теперь она взглянула на свою добычу. Смятая, закопченная бумага, брошенная на стол, едва пованивала паленым, огонь едва-едва смог ожечь ее края. Анаис нахмурилась — вряд ли дело было только в воске. Наружный конверт сгорел легко, почти следом за запиской Лаперьеру, почему же этот так долго сопротивлялся огню?
Девушка осторожно разгладила бумагу на столе, расправляя заломы. Воск сошел почти весь, расплавившись в камине, сам конверт потемнел, из коричневого став почти черным, словно под языками огня из глубины бумаги проступили чернила и затопили ее целиком, оставив редкие светлые островки. Что-то это напоминало, но что — Анаис никак не могла вспомнить.