Однажды Ричард повел нашу банду вокруг холма за дом Сары Кан. Мы искали новые трассы, но этот не годился из-за пересекающей его стены. Снег по эту сторону холма был очень глубоким, там на стволе большого дуба был сугроб, еще больше снега накапливалось в его промежности и вдоль его ветвей, даже в складках его коры. Сама стена была почти скрыта, только мы знали, где она находится, по рисунку сугробов, и Питер, который начал немного выпендриваться, вскарабкался наверх, нашел камни внизу и пошел по ней. Ричард подошел к нему сзади и еще один мальчик, хотя они по бедра провалились в снег, пытаясь встать. Мы со Сьюзен оставили их в покое и тащили тобогган по трассе, даже если мальчики сказали, что мы неженки. На трассе было гладко, и мы вылетели вперед, положив отпечатки на чистый снег, и услышали, как мальчики дурачатся позади нас.
Когда мы проходили, в ее окнах горел свет, но на этот раз в доме никого не было.
«Мистер Кисс все еще здесь, если вы это хотите знать, - сказала Сьюзен. «Он засыпан снегом, как и все остальные. Мама сказала, что он профессиональный музыкант и что он должен был дать концерт, но он не смог туда попасть ».
- Твоя мать его знает?
«Нет, это просто то, что ей кто-то сказал. В любом случае, если подумать, концерт не имеет большого значения, потому что половина публики тоже не смогла бы туда попасть ».
В этот момент в снегу все это не имело особого значения. Не имело значения, что мы делали. Был ли мужчина там или нет. Если он был тем, кем его называли, или кем-то другим. Кто нибудь был. Кем я была, или Сьюзен, или Ричардом, или Питером. Питер был пока всего лишь мальчиком, румяный, чванливый, громкий, в отличие от своего обычного «я», ведущий других мальчиков вдоль стены. «Есть место, которое я нашел, - говорил он, - дальше. И в этом нет ничего, что могло бы вас остановить. Ни дороги, ни чего. Это продолжается и продолжается ». Ричард бросил снежок, а затем он прыгнул со стены в глубокий снег, и они перекатывались, дрались и бежали, снег падал на их лица и шеи, но был слишком горячим, чтобы их можно было заметить.
Позже, когда момент прошел, все снова стало иметь значение. Это вернулось к нам так же, как потом к Питеру добрались холода, когда он устал.
Питер устал раньше, чем Ричард, и Ричард бросил снежок, который ударил его в глаз, и в шоке от этого Питер потерял самообладание, скривил лицо и кулаки, и напал на Ричарда по-настоящему. Кто угодно мог видеть, что произойдет, Питер такой скрюченный и щуплый перед большим мальчиком, как будто он просил, чтобы его избили, и вскоре его избили, он скомкался и плакал в снегу. Из носа шла кровь; По нему текла густая капля крови, и он приложил к ней носовой платок, но не встал, а только лежал там, где был, и на мгновение никто из других детей не посочувствовал, чтобы подойти к нему. Мы просто наблюдали на мгновение, как он лежал в своем гневе, от холода, от боли и хныкал, и снял грязный платок, чтобы посмотреть, насколько густой и яркой была кровь, и снова приложил его к носу; а потом мы все вместе переехали, даже Ричард, и помогли ему вернуться домой.
То же было и с остальным. Это вылетело из моей памяти весь тот день, а затем, когда мы шли домой, оно внезапно вернулось, как дрожь, когда мы потащились к дороге и в деревню. Снова пошел снег. Ричард и другой мальчик шли впереди, Питер позади, но не так далеко, чтобы мы не могли слышать, как он время от времени фыркает, и чувствовать его стыд. Мы снова проехали мимо машины Сары Кан, но уже впереди, с машиной, которая, должно быть, принадлежала мистеру Киссу, припаркованной снаружи, засыпанной снегом. Я не заглядывал внутрь. Я знал, как это было, не глядя, хотя все снаружи было другим и белым. Я почувствовал его присутствие в доме еще до того, как мы подошли к нему, почувствовал, как он у меня в спине отступает, когда мы шли дальше.
P Eter сказал холод сделал это как Кенигсберге. Зимы были всегда такими.
Пруд в деревне замерз, кое-кто очистил его от снега и покатался на коньках, но у большинства из нас не было коньков, мы просто поскользнулись в ботинках и упали. Я никогда не катался на коньках, хотя догадывался, что это похоже на катание на роликах. Это выглядело легко, когда это делали другие люди.
Петр сказал, что между Кенигсбергом и морем была большая лагуна, которая замерзла под двумя футами льда. Когда в ту последнюю зиму войны город находился в осаде, лед был последним выходом.
«Летом были большие бомбардировки, и русские атаковали целую вечность, все ближе и ближе. К тому времени все знали, что должно было случиться. Они уезжали несколько месяцев, когда еще ходили поезда и открывались дороги, ведущие в настоящую Германию. Они больше не верили, что Германия такая великая страна, даже если люди в Берлине все еще так считали. Они знали, что русские побеждают. Всю ту осень люди ехали и шли всю зиму. Даже когда русские взорвали мосты и железнодорожные пути, и они больше не могли уйти по суше, они уходили на корабле, но иногда корабли бомбили англичане или торпедировали русские. Был один корабль, который был торпедирован российской подводной лодкой и затонул с десятью тысячами человек на нем, все беженцы, старики, женщины, дети и младенцы, и все они были убиты. Представь это. И русские сказали, что это большая победа, и вручили капитану подводной лодки медаль. Вот почему лед был таким хорошим. Это дало им другой выход. Они могли выйти из города по этой огромной лагуне, в безопасности между сушей и морем, где не было ни танков, ни подводных лодок, и перейти, пройти мили и мили по снегу и по льду, и получить все путь в Данциг, а это все еще был немецкий город. Так вышли последние люди. И русские наконец захватили Кенигсберг в апреле, а к тому времени лед растаял, и дороги уже не оставалось ».