* * *
Машина моего отца снаружи. Сара Кан открывает дверь.
«Смотри, снова идет снег. Как перья, понимаете?
Там, где на них падает свет из открытой двери, большие хлопья действительно кажутся перьями, медленными и раскачивающимися, как перья при падении.
«Иногда мне кажется, что снега будет так много, что нас накроет, все эти перья давят на нас». Она говорит легко, с легким хрупким смехом.
Я сажусь в машину. Я прекрасно знаю, что означают эти слова: приглушенный вес холодных перьев, скопление белых и серых перьев, легкость становится тяжестью, и не утешение, а удушье. Например, когда людей душат подушками. Иногда людей так убивают. Это то, как люди убивают других, которых они любят, самым добрым способом, как матери убивают детей, которым больно и которым они не могут помочь, когда дети спят и не знают. Когда Сара Кан говорит о перьях, я чувствую, что она говорит не метафору, не выражение того, как что-то выглядит, а как это есть, как она это переживает. Когда она так говорит о снеге, я знаю, что она действительно задыхается.
«Я больше не хочу играть на пианино».
Я говорю эти слова до того, как я действительно подумал о них, и знаю, когда говорю их, что это не совсем их смысл. Я хочу закончить не на фортепиано, и даже не на Саре Кан, не совсем. Это то, что заставляют меня чувствовать пианино и Сара Кан.
'Почему это, кукла?'
«Мне это больше не нравится».
«Но ты так хорошо играешь. Все говорят, как хорошо ты играешь ».
Я не чувствую себя в безопасности в машине, хотя мы только в деревне. Стеклоочистители стонут, эти большие снежные хлопья падают на стекло, упрямые хлопья держатся за лезвия и их толкают взад и вперед.
«Так держать еще немного, не так ли, Анна? Вы знаете, ваша мать любила слушать, как вы играете.
«Я не хочу».
«Когда-то она сама играла неплохо. До твоего рождения. После этого у нее, казалось, не было времени.
Я настаиваю, несмотря на то, что эта информация является новой, и в другие моменты я мог бы следить за ней и открытием, которое она делает между нами.
«Вы позволили Питеру отказаться от кларнета».
«Это было только после того, как он ушел в школу. Вы уезжаете в сентябре. Давай поговорим об этом в конце года, когда ты увидишь, как там ».
«Но это уже много лет».
«Это не так уж и долго».
- Тогда позволь мне уйти. Я хочу пойти туда сейчас ».
Дорога перед фарами похожа на туннель, следы шин, по которым мы должны следовать, становятся белее, даже когда мы въезжаем в них.
L ООК на аккордах, «Сара Кан сказал бы» , и вы можете выяснить , что ключ часть находится в. Посмотрите на ноты в начале, а затем снова в конце. Иногда примечания не хватает, но вы можете понять, что это такое. Тогда ты поймешь, что все намного проще ».
Теория музыки имела немного больше смысла, чем коды Питера. Только я видел, что это было похоже на его коды, которые также зависели от шаблонов и ключей, которые работали после того, как ключи были расшифрованы, которые связаны друг с другом тем или иным образом и соответственно меняются. Интервалы, трети и квинты, одни и те же ноты в каждой тональности, но они означали нечто иное, и иногда одна нота была диезом, а иногда - бемолью, когда она переключалась с одной тональности на другую.
Они сделали это так сложно. Я не понимал, почему вещи должны быть такими сложными, почему они не могут быть такими, какими кажутся. Как шпион. Я не хотел верить или не верить. Я просто не хотел об этом думать. Я не хотел видеть, как связаны все люди, связаны ли они, есть ли закономерность или нет никакой схемы вообще. Я не всегда был уверен, чего хотел Питер. Иногда, когда я видел его, я думал, что он действительно имел это в виду, но Питер всегда выглядел так, как будто он имел в виду все. Питер выглядел серьезным и напряженным, даже когда думал, что шутит, поэтому то, что он делал, даже его поддразнивание, могло причинить ему такую боль. Я не мог знать, действительно ли он обдумывал все это в школе, когда его не было, или он думал об этом только в моменты, когда он был на грани событий, когда он засыпал или просыпался, или когда он возвращался домой , путешествуя между школьником, которым он был, и другим мальчиком, которым он был дома. Я не знал, было ли это для него реальным или просто игрой, отвлечением.
Иногда организовывались шпионские сети с людьми, которых называли фигурками, сказал Питер. Были агенты на местах, и были шпионы, которые управляли ими, и агенты и шпионы никогда не встречались, но были люди, которых между ними называли вырезками, которые были посредниками и ничем другим. Это означало, что ни один из агентов не знал ничего, кроме своей работы, и что, если один из них будет схвачен и допрошен, другим не будет угрожать опасность, и кольцо нельзя будет разорвать.