Но в этот раз, хоть и спустились к дверям зала, но прошли мимо них. Еще одна лестница дальше вниз. Узкая дверь, полумрак подвала. Холод ударил в лицо, окутал обнаженный торс, как бывает, когда открываешь холодильник. «Балахон» втолкнул Кристиана внутрь. За спиной послышались еще шаги.
«Балахон» положил его на песчаный пол подвала, держал, прижав коленом, пока за его спиной что-то происходило. Что – Кристиан не знал, тихие шуршащие звуки ни о чем не говорили. А вот вдруг стянувшая локти веревка более чем. Не сдержавшись, тихонько взвыл, когда через эту вторую веревку протянули еще одну и за локти подтянули руки вверх, чуть не вывернув из плеч. Ноги связали в лодыжках и коленях. Проверив прочность и натяжение веревок, «балахон» поднялся и вышел.
У Кристиана было два варианта. Либо поднимать голову, приподнимая грудь над полом, тогда натяжение рук ослабевало, боль немного утихала и суставы не выворачивало. Но быть в таком положении долго он не мог, ноги начинали дрожать от напряжения. Приходилось давать им отдых, опуская тело на пол, но тогда руки вновь вздергивало вверх, плечевые суставы скрипели, как несмазанная телега. В довершение всего Кристиан почувствовал, что начинает замерзать. Одни лишь брюки мало согревали его.
В какой-то момент, не выдержав напряжения, слишком резко опустился на пол, руки вывернуло так, что от пронзившей тело боли потерял сознание. А может, кто-то там наверху сжалился и решил дать ему отдохнуть…
Рон лежал и смотрел в окно на светлеющее небо. Если бы была хоть малейшая зацепка… Леон и мама уже нашли бы отца. Он видел ее осунувшееся лицо, видел синяки под глазами Леона, знал, что с момента похищения отца они не спали нормально ни одной ночи. Как и он. Просто не говорил. Просто делал вид, что спит, когда мама заглядывала к нему. А он, убедившись, что она ушла, тихонько вылезал из кровати, неслышно спускался вниз и стоял под дверью кабинета, прислушиваясь к их разговорам.
Слышал и про испытания, и про наркотики, и про жертвоприношение. В одну из ночей, в момент очередной полудремы ему приснились огромные дубовые двери, открыв которые, он оказался в круглом зале. Там никого не было и только впереди в самой глубине стоял огромный крест. И вдруг он понял, что тело на кресте шевелится, там живой человек. Медленно подойдя ближе, он замер, потому что это был… отец. Он бросился вперед к нему, но вдруг словно из-под земли перед ним встали две фигуры в серых балахонах, они держали его. Он пытался вырваться, видел, как третий «балахон» подошел к отцу. Тот поднял голову и, заметив его, вздрогнул.
- Нет… – прошептал он, когда в одной руке «балахона» увидел огромный гвоздь, а в другой молоток.
- Нет! – крикнул, вырываясь, когда тот поднес гвоздь к руке отца и замахнулся молотком.
- Нет!!!
Он проснулся в холодном поту, сел в кровати, взял с тумбочки фотографию отца и, прижав к груди, до утра пытался успокоить охватившую его дрожь.
Он переживал эти дни и ночи вместе с мамой, Леоном.
Вместе с отцом.
Вот и сейчас он лежал и думал, о том, что сегодня уже четвертый день. Он знал, что отец сильный, что многое уже пережил, прошел. А потому верил, что он справится, потому что они ищут его. И будут искать до последнего.
Вчера он весь день в школе гипнотизировал часы на уроках в ожидании перемен, чтобы выскочить во двор и высматривать тех парней из секты. Но их не было. Перед этим больше недели они мелькали каждый день, а сейчас, когда они так нужны! Их не было…
Услышав за дверью шум, Рон бросил взгляд на часы. Без десяти шесть. Значит, мама опять не спала… С трудом выждав до семи часов, на которые у него стоял будильник, Рон вылез из кровати. Быстро приняв душ, спустился вниз. Что бы ни происходило, а завтрак для него всегда уже был готов к этому моменту.
- Привет, милый… – мама подошла и поцеловала его макушку.
Сколько же боли в ее глазах. Как же он хочет сказать ей, что все будет хорошо, что отец вернется! Но впервые за всю жизнь сложилась ситуация, когда они не смогли быстро решить проблему. Три дня безрезультатных попыток.
Появившийся на кухне Леон выглядел еще хуже. Мама посмотрела на него и покачала головой.
- Я отвезу Рона в школу и вернусь, – повернулась она к нему. Леон кивнул и присев за стол, устало потер глаза. – А ты сейчас пойдешь и поспишь. Иначе! – прервала она его, готового возразить, – ты не сможешь нормально соображать. А у нас впереди два самых тяжелых дня! – Уже не стесняясь, не выбирая слов, она говорила так, что ее голос звенел все громче с каждым словом. – Два дня, чтобы найти его! Мне нужна твоя светлая голова, твой ум!
Казалось, зазвенела музыка ветра над дверьми. В воцарившейся тишине Рон боялся даже повернуть ложку в тарелке с хлопьями. Леон поднял на маму голову, вдруг кивнул и вылез из-за стола.
- Я за рюкзаком. Я быстро…
Рон вылез следом за ним, выходя из кухни, спиной услышал, как всхлипнула мама. Пока одна, пока никто не видит. Сглотнув комок в горле, вбежал по лестнице. Взяв с кровати рюкзак, задержался около тумбочки, присев на корточки, поправил фотографию отца.
- Пожалуйста… держись…
Месье Лорк, преподаватель химии, удивленно посмотрел на него. Химия была его любимым предметом, но уже второй день подряд он был рассеян, отвечал невпопад. А сегодня провалил свой любимый опыт. Но месье Лорк, словно чувствуя что-то, ругать не стал.
- Иди на место, Рон. Попробуем в следующий раз.
Ребята из класса лишь молча проводили его взглядами. Все знали, кто его отец, да, впрочем, в их школе все были детьми непростых родителей. А потому, наверное, подумали, что тот снова попал в какую-то переделку. Но спрашивать у Рона никто не решался.
На перемене, вместо обеда, он вышел на задний двор и уселся в тени старых платанов. Захотелось просто посидеть в тишине и одиночестве. Смотря сквозь решетки забора на гуляющих людей, он думал о том, что кто-то смеется, ест мороженое возле фонтанов, ловит последние теплые деньки, загорая прямо на газонах. А отец… Где он, что с ним…
Вдруг Рон замер, увидев, как чуть поодаль остановился фургон, который он уже не раз видел здесь на прошлой неделе. Сердце замерло. Ребята из секты вернулись… Спрятавшись в самую тень, Рон тут же убедился в своих предположениях, когда из фургона вышел парень. Тот самый, что пытался подкатить к нему. Судя по его поведению, во двор он заходить не собирался, а явно кого-то ждал. И действительно, почти тут же к нему подошел один из учеников, они немного отошли в сторону.
Не думая о том, что будет делать дальше, просто используя подвернувшийся случай и не желая упускать момент, Рон рванул к забору, быстро взобравшись, опять же спасибо платанам, перемахнул через него. Дверь фургона успел захлопнуть за мгновение до того, как послышались голоса. Приближаясь все ближе и ближе, они, наконец, зазвучали прямо за дверью. Оглянувшись, Рон увидел какой-то брезент в углу, быстро забрался под него. Сердце выстукивало дробь не хуже отцовских барабанов, когда он услышал, как хлопнула водительская дверь, и фургон тронулся с места.
Ехали чуть больше часа, Рон специально посмотрел на часы. Несколько раз вставали в пробках. Значит, если ехать по свободной дороге… Черт, получается, что все это время отец был где-то совсем рядом, в пределах Парижа, уж точно!
Когда они остановились, Рон сидел под брезентом, не шевелясь, пока парень что-то доставал из фургона. Наконец, дверь захлопнулась, шаги постепенно стихли. Рон осторожно вылез из укрытия. Дверь фургона оказалась не заперта. Может, провидение все же повернулось к ним лицом, и это добрый знак?
Рон осторожно вылез и осмотрелся по сторонам. Этот район Парижа был ему незнаком. Фургон стоял возле забора, за которым среди густых платанов и вишен были видны очертания церкви. Рон перелез через забор, пробраться сквозь заросли стоило немалых усилий. Наконец, он вышел на небольшую, заросшую густой травой лужайку. Открывшаяся ему картина идеально подходила для иллюстрации сцены какого-нибудь фильма ужасов. Мрачный вид здания спугнул бы кого угодно, только не Рона. Он чувствовал, что он сейчас, как никогда, близок к отцу.