Сколько раз он мысленно просил у нее прощения. Но разве думал, разве предполагал, что однажды…
- Линда? – он не мог поверить своим глазам.
- Здравствуй… Кристиан… - она все улыбалась, смотря на него.
Дэймон бросил на него взгляд, ничего не сказав, склонился над ней.
- Пуля застряла в ребрах. Сейчас главное вовремя передать ее врачам. – Дэймон поднял глаза на Кристиана. – Ну, и молиться, чтобы не сместилась, она прям около легких. Если сместиться – все…
Машину тряхнуло на очередном бархане.
- Ребята, простите, - Брайан мчал сквозь кромешную тьму, понимая, что стихшие за спиной автоматные очереди ничего не гарантируют. Пока они не приедут на базу, расслабляться нельзя. – С хорошими дорогами тут небольшие проблемы.
Кристиан осторожно положил Линду поудобнее, Этьен и Макс протянули ему свои куртки, которые Дэймон и Кристиан подложили под ее спину, придавая более устойчивое положение.
- Линда… - он смотрел на нее и понимал, что вот он – его шанс. Доказать не кому-то, а самому себе, что он научился отвечать за свои поступки, за свои ошибки. И от того, выдержит ли он сейчас этот экзамен судьбы, зависит, сможет ли он потом уважать сам себя.
- Кристиан… - она подняла руку и коснулась его лица.
- Линда, – Кристиан поймал ее руку, замер, сжал, закрыв глаза, вдруг увидел себя того, двадцатилетнего, стоящего на пороге комнаты в общежитии, и не знающего – куда сделать шаг. Тогда он струсил, сейчас… Он открыл глаза и посмотрел на нее. – Прости меня. За то, что струсил тогда, за то, что свалил все на вас, за то…
- Кристиан, - вдруг прервала она его, - не тебе надо просить прощения, не тебе…
Он непонимающе смотрел на нее. Линда вдруг отвернула от него голову, закрыла глаза.
- Все эти годы я мечтала, надеялась, что однажды встречу тебя и смогу все объяснить. Облегчить душу, снять тот груз, что носила все эти годы. Мы с тобой оба не лучшим образом поступили тогда. Но твоя ошибка была следствием моей самой большой глупости в жизни. – Линда вдруг повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. - Не было никакого ребенка. Я обманула тебя.
Кристиан замер.
- Я видела, что вы с Джоанной снова начали сближаться. – Линда вновь отвела взгляд, Кристиан покачал головой, ее слова словно обухом по голове. – Я поняла, что теряю тебя. И я не придумала ничего более умного, чем соврать про ребенка. Дура… Я думала, что это удержит тебя. Какая же я была дура…
Кристиан слушал ее, прислонившись к спинке сиденья и прикрыв глаза. Одна только мысль, что не соври она тогда, и все сложилось бы иначе, пульсировала в висках, отгоняя все остальные.
- Не знаю, на что я надеялась. Даже если бы ты остался со мной… Все равно, мыслями, душой, сердцем ты был бы с ней. В каждом жесте, взгляде я бы видела любовь к ней. Насильно мил не будешь. Я ломала три жизни, но не могла остановиться. Я ненавидела ее, тебя, себя… Мне так хотелось, чтобы вы заплатили за мою боль, за разрушенные мечты.
Было видно, что она выговаривает все, что накопилось в ней за эти годы, словно исповедуется на пороге неизвестности. Когда не хочется уйти с грузом на душе. Кристиан молча слушал.
- Когда ты исчез, я поняла, что совершила глупость. Ребята злились на тебя, Джоанна рыдала. А я не могла найти в себе силы признаться, что все это – моя вина. Я так и не смогла тогда сказать ей… Пришлось придумать выкидыш. Новая волна ее злости, боли… и моего молчания. Потом я потеряла ее и ребят из вида, но груз вины остался со мной и отравлял каждый день моей жизни.
Кристиан, наконец, повернул к ней голову, она смотрела на него и в глазах была только боль раскаяния.
- Прости меня… - она прикусила губы.
- И ты прости меня… - вдруг сказал он. – В том была не только твоя вина. Я поступил не лучшим образом. Я должен был поговорить с тобой, с Джоанной. Как мужчина, взять на себя ответственность, а не трусливо сбегать. Можно много и долго думать о том, как бы сложилась наша жизнь, поступи мы тогда иначе. Но правда в том, что наша жизнь сложилась именно так, как должна была. Мы должны были сделать те ошибки, чтобы стать теми, кем стали.
- Ты прав… - Линда улыбнулась. – Если бы я не соврала тогда. Если бы ты не уехал. Если бы я не злилась на тебя за это. Я бы не бросилась во все тяжкие, пытаясь тебя забыть. По иронии судьбы однажды не обнаружила бы, что беременна. Я даже не знаю толком, кто был отцом моего ребенка. И тогда я совершила еще одну ошибку. Я возложила на маленького человечка ответственность за свою несчастную жизнь. Словно это он был виноват в моих бедах, моем одиночестве. Вместо любви я дарила ему только раздражение и отчуждение. Но за все рано или поздно приходится платить. Лишь когда мой сын вырос и, ища понимание и поддержку, которые я не хотела или не смогла дать ему, связался с талибами, я поняла… как я на самом деле его люблю. Но было слишком поздно…
Воспоминания причиняли ей видимую боль, она уже не прятала катящиеся из глаз слезы. Кристиан молча слушал, вдруг поняв, что ей просто надо выговориться, выплеснуть всю накопившуюся за эти годы боль.
- Я приехала за ним сюда, чтобы вытащить его из засосавшего его омута. Но было поздно. Ему было всего восемнадцать… Он погиб во время какого-то очередного их столкновения с правительственными войсками. Он заплатил за мои ошибки. Как я тогда не умерла… я не знаю. Но воскресла из пепла совсем другим человеком. Я решила остаться здесь. Остаться, чтобы спасать тех, кто попадал к талибам. Мне удалось втереться к ним в доверие, помогло то, что они знали кто я, что мой сын был в их числе. Я улыбалась им, играла роль нашедшей в исламе спасение и откровение. А на самом деле… я устраивала побеги для тех, кто попадал к ним в плен.
Теперь уже не только Кристиан, все находящиеся в машине замерли, слушая ее.
- Не всегда удавалось. Я помню того мальчика, лет двадцати, не больше… Я собиралась под утро прийти к нему и вывести его. Но ночью они пришли к нему и… - Линда то и дело прерывала свой рассказ, сглатывая накатывающиеся слезы. – Каждое такое поражение было как ножом по сердцу. Но вместе с тем каждая победа, каждый удачный побег словно приближали меня к моему сыну. Когда я побеждала, мне казалось, что мой мальчик еще немножко простил меня. Я надеялась, верила, что однажды придет день, когда я сердцем почувствую, что он окончательно простил меня. И когда я увидела в лагере тебя, - Линда повернулась к Кристиану, он посмотрел на нее, - я сначала не поверила. Никак не ожидала, что та важная птица, за которой Аслан так охотится – ты, хулиганистый мальчишка-барабанщик из моей далекой молодости. Ты стал другим, я смотрела на тебя и узнавала и не узнавала одновременно. Я видела, как бесится Аслан. От того, как ты держишь себя, как отвечаешь ему, как стойко переносишь все его попытки сломать тебя. Я видела это. И вдруг поняла… если я смогу вытащить тебя, это и будет прощение моего сына. Когда-то я разрушила твою жизнь. И вот теперь мне выпал шанс спасти ее, спасти, чтобы, наконец, простить себя, закрыть дверь в прошлое, отпустить ту себя, за которую мне было стыдно все эти годы.
- Спасибо… - Кристиан не знал, что сказать. Просто не было тех слов, которые в полной мере бы описали его чувства сейчас.
- Тебе спасибо, - улыбнувшись, она подняла руку и коснулась его лица. – Ты вернул мне уважение к себе и помог простить себя. Я не знаю, что будет дальше, но сейчас мне удивительно легко.
- Все будет хорошо… - Кристиан взял ее руку, прислонился щекой.
Всю оставшуюся дорогу они молчали, не решаясь сказать ни слова, словно боялись разрушить витавшее в воздухе волшебство. Волшебство откровения и прощения. Себя самого, своего прошлого. Они оба смогли простить и отпустить. Себя и друг друга.