Она наклонилась и нежно коснулась губами его губ.
- Я люблю тебя… Все будет хорошо…
Кристиан откинулся на подушку, закрыв глаза. Джоанна видела, как взволнованно поднимается его грудь, его работающее на пределе сердце делало самый важный в жизни выбор.
- Готовься. – только и сказал Кристиан в телефонную трубку, когда ему ответили на другом конце.
Джоанна сжала его руки своими. Все будет хорошо…
В дверь постучали. Тряхнув головой, словно отгоняя тревожные мысли, Кристиан повернулся к входящим.
- Не помешаем? – одна над другой в проеме появились головы Оливье и Леона, чем вызвали улыбку на лице Кристиана.
- Вваливайтесь уже, – вспомнил он, что ни один, ни второй никогда не входили в его кабинет спокойно. Смотря, как те располагаются на диване, продолжая видимо начатый еще в коридоре спор, Кристиан поймал себя на мысли, что Джоанна права… Он посмотрел на нее. Улыбка на ее лице, уверенность, сияющие любовью глаза. Да… Главное, жизнь, все остальное… Все будет хорошо…
Джоанна же улыбалась совсем по другой причине сейчас. Брошенный невзначай на ботинки вошедших взгляд уловил еле заметную желтую пыльцу ромашек на чуть более темном фоне.
====== Глава 17. Поиски снаружи и внутри. ======
«- Ничего нельзя тебе поручить! Что за несносный мальчишка! Ты знаешь, каких денег это стоит? Я тебе их что, рисую по ночам? Вот посидишь без еды день-другой, посмотрим, как заговоришь!
- Мама…
- Не можешь сделать элементарную вещь!
- Мама, их было слишком много… Мне было тяжело!
Звонкий звук, разрезающий воздух. Пылающая щека.
- Заткнись, щенок!
- Абигейль, ну зачем так на мальчика… С детьми так нельзя…
- Донести он не мог! Каких-то десять бутылок! Штаны бы ему снять да отстегать, как следует!
- Абигейл! Я поговорю с мальчиком и все ему объясню.
Извергающая проклятья мать за спиной, еле сдерживаемые слезы. Зажатые плечи, и рука отчима на них. Хлопнула дверь комнаты.
- Я не специально… Их было слишком много, а в автобусе была толпа. Я не удержался… я не специально…
Отчим придвигается к нему все ближе. Кровать останавливает его движение назад.
- Тебя о многом не просят. Почему же ты не можешь сделать хорошо то немногое, что тебе поручают? Твоя мама права в одном – пора тебя хорошенько проучить.
Руки отчима замирают на ремне его брюк.
- Не надо… пожалуйста…
- Я не буду тебя бить. Это так негуманно… Есть гораздо более доходчивые способы объяснить несносным мальчишкам, как надо себя вести.
Брюки падаю на пол. Он падает на кровать. Слезы падают с лица на нестиранную уже недели три постель… Мама…
Он вздрогнул, когда рука отчима коснулась…»
Он вздрогнул и подскочил на кровати. Хотя кроватью этот железный узкий топчан можно было назвать с трудом. Тонкий матрас с пожелтевшей от времени простыней, правда, чистой, маленькая подушка, вместо одеяла плед. Вообще вся обстановка его нынешнего пристанища была более чем спартанской.
Плевать… Как? Он же все рассчитал, готовился, предвидел, казалось бы, самые непредвиденные ситуации. Как, почему все пошло не так? Как они узнали? Как Он умудрился продержаться столько времени? По всем законам медицины они должны были достать труп!
Эти мысли бились в его голове, словно мотылек внутри горящей лампы. Снова и снова, опять и опять. Почему?
Серое небо в маленьком окошке было единственной его связью с миром сейчас. Ни просвета. Ни в окне, ни в его жизни. Взгляд упал на обручальное кольцо. Его почему-то не забрали, когда оформляли сюда. Пальцы крутили десять грамм чистейшей платины. Могло ли все сложиться иначе? Почему он не смог отказаться от своего прошлого и начать новую жизнь? У него было все, но это все его раздражало, бесило. Своей правильностью, честностью, порядочностью. Дом, люди, характеры. Отношения… Отношения, которых у него никогда не было. Уважение вместо криков, любовь вместо унижений, искренность вместо… Он снял с пальца кольцо и со всей силы швырнул его в окно. Попал. Последнее, что связывало его с несколькими недавними годами его жизни, улетело, кануло в пожухлую осеннюю траву. Да и не нужно оно больше ему. Вероятности, что документы о разводе еще не подписаны, он не давал и тысячной доли шанса.
Железный засов закрежетал, прервав его мысли.
- К тебе гость.
Ни доброго утра тебе, ни «как спалось». Холодный металл наручников обнял запястья. Серые стены, длинный безлюдный коридор и множество таких же, как у него, «номеров». Лестница. Вверх, вниз. Как его жизнь за последнее время. Не к добру эта философия в голове, не к добру.
В небольшой комнате, куда его привели, души присутствовали только неживые – железный стол посреди комнаты, два стула с разных сторон. Да что-то напоминающее трибуну в углу, и опять же стул. Конвоир посадил его за один из стульев у стола.
Живых же душ здесь… Один его конвоир, пожалуй. Свою душу он давно похоронил. В той комнате, много лет назад, она утонула в слезах под его отчаянные мольбы и пыхтение отчима.
- Гость отправился за кофе? Или может, решил порадовать меня утренним чаем, отголоском любимой родины? – он усмехнулся, стараясь не гадать, кому он понадобился. Следователь? Не в такую рань. Ахмат? Он не был уверен, хочет ли он его «заботы», прекрасно понимая, чем она может для него закончиться. Он или Она? Нет, они сейчас в месте, пусть и ненамного более приятном, но, наверняка, гораздо более комфортабельном. Тогда…
- Руки чешутся порадовать тебя билетом до «Пентонвиля» (крупнейшая тюрьма в Англии для особо опасных преступников – авт.), – раздался голос за спиной, заставивший его вздрогнуть.
- Как закончите – зовите.
Шаги, хлопок двери. Они вдвоем. Интересно, пришел завершить начатое или… Не оборачиваясь, он выпрямил спину, улыбнулся.
- Какие люди… Он все еще посылает свою верную шавку решать проблемы?
Шаги за спиной, каждый шаг как удар его сердца. Движение замершего воздуха в комнате, такого же железного, как и все остальное.
- Шавка, – шепот прямо в ухо, резонансом чуть не сбивший сердце с ритма, – с удовольствием сейчас бы перегрызла твое горло. Но… Умереть для тебя было бы слишком просто сейчас. Поэтому я сделаю все, чтобы ты жил. Но жил ежедневно, ежеминутно, ежечасно, ежесекундно осознавая пустоту и ничтожность своей жизни.
Шорох бумаг за спиной, несколько листков с характерными символиками легли перед ним.
- Решение о расторжении брака – раз! Лишение отцовства – два! Приказ об аннулировании аккредитации врача и права заниматься частной практикой – три! Распоряжение Красного Креста об увольнении и лишении всех званий и наград – четыре!
Макс по очереди накрывал ладонью документы, каждый удар его руки о железный стол отзывался эхом в сердце Дэймона.
- И, наконец, решение суда об изъятии всех твоих накоплений и имущества – пять! У тебя, – руки Макса легли на его плечи, почти сжав шею с обеих сторон, – было все. Теперь у тебя лишь то, что в тебе. Если поискать, то что мы найдем? Ничтожество. Внутри и снаружи.
Дэймон переводил взгляд с одной бумаги на другую, стараясь усмирить сердечный ритм. Но ему казалось, что с каждым ударом тот все громче бьется в пустой комнате, словно теннисный мячик ударяется о стены, отлетая к железному столу, гулким ударом затихает где-то в голове.
- Наконец-то, он показал свое истинное лицо! – засмеялся, пытаясь за смехом скрыть захлестывающее его осознание, что все, что у него теперь осталось – это серые стены, узкий топчан и… мысли, его мысли о прошлом с полным отсутствием будущего. – Хозяин положения! Властитель, раздающий указания своим холуям! Так же, как и все властьимущие, пользующийся этой самой властью для мести. А грудь то пятил своей фальшивой порядочно…
- Я рад, что ты так высоко оценил мои ночные старания! – Макс прервал его, со всей силы уложив грудью на стол. – Ты полное ничтожество, что судит о других по себе. Ни Кристиану, ни Саше ничего не нужно от тебя! И у них полно других забот, чем забивать себе головы местью. Но для меня было делом чести сделать все, чтобы ты остался с тем, чем ты сам по сути и являешься. Ничем. Отныне ты – просто имя.