Эти торопливые шаги, гулом отдающие в пустынном коридоре их этажа, они узнали сразу. Слегка приподнявшись над ним, Джоанна улыбнулась:
- Пять секунд, прежде чем он постучит в дверь.
- Не в этот раз… – улыбнулся Кристиан, еще раз успев придвинуть ее к себе и коснуться губ.
Щелчок двери, тишина, тихий скрип.
- Куда…?
Отпустив Джоанну, Кристиан повернул голову и сразу же наткнулся на горящие нетерпением синие глаза. Прикушенная губа, дрожащие от волнения ресницы. В два шага, нет, прыжка, он преодолел расстояние от двери до кровати, сел рядом, замер, не сводя с него глаз. И вдруг шмыгнул носом, прикусил губу так, что она побелела. Кристиан протянул руку и коснулся его щеки.
- Отец…
Словно ему не пятнадцать, а пять, Рон уткнулся в его шею, почувствовал, как предательская влага все же вырвалась из глаз. Чувствуя учащенную пульсацию вены на шее отца, дрожащее прикосновение его руки, он вдыхал его запах, касался его кожи, теплой, родной, живой. Он был готов хоть вечно вот так обнимать его, но, помня о сломанных ребрах, следах от ожогов и других последствиях, нехотя, но отпустил его. Подняв голову, смотрел на него, продолжая шмыгать носом и уже не отводя взгляда.
- Сынок… – Кристиан снова потянул руку, коснувшись его щеки, провел по ней пальцем. И вдруг почувствовал, как и его глаза заволокло пеленой, а в носу предательски защекотало.
- Мы ехали за Сашей… Я думал, он похитил ее… Из-за денег… Я подслушал его… Залез в твой кабинет… Но я даже не представлял… – голос Рона дрожал, сбивался, столько всего хотел сказать, но не находил слов. Сидя около него, он сжимал его руку, боясь отпустить. Джоанна присела рядом, обняв его за плечи. – Когда я увидел, как Макс вытаскивает тебя… Он еще жив? – вдруг резко переключил разговор, подняв на него глаза.
- Он за все ответит, не волнуйся, – кивнул Кристиан.
- Почему он еще жив? Как он мог? Почему? Неужели деньги того стоят? – глаза Рона загорались знакомым огнем праведного гнева, отрицания понимания, искрящийся жаждой справедливости взгляд как мерило пережитой боли рвущегося на куски сердца.
- Иногда деньги делают из людей нелюдей, – спокойно ответил Кристиан, – и человек видит только количество нулей, готовый идти к ним по трупам. Буквально. – Кристиан сейчас говорил с сыном не как с ребенком, а как уже со взрослым, понимая, что за эти несколько дней тот вынужден был резко повзрослеть и уже никогда не будет прежним.
- У него было многое. Но, захотев еще, он потерял все. И даже больше. Страшно потерять не деньги и даже не жизнь. Страшнее всего потерять себя.
«Мальчик не просто вырос… Он достиг того момента зрелости души, когда не только учишься у других, но и сам уже готов дарить свое ощущение мира и жизни»… Кристиан, улыбаясь, смотрел на сына. Напряжение первых минут отпускало, глаза Рона улыбались, смотря на него, мышцы лица расслабились. Руки перестали дрожать, лишь отчаянно жестикулировали, пока он рассказывал, как подсовывал жучок под колеса машины Дэймона, как потом они с Максом летели, обгоняя ветер. Как услышали слова Оливье, и первое подозрение проникло в покрытое рубцами сердце, и надежда, словно цветок в пустыне сквозь иссохшуюся землю росла и крепла, сначала несмело, а когда он увидел его, все увереннее и смелее стремясь вверх, рвалась навстречу солнцу, ветру и жизни.
– Все казалось сном, но в этот раз просыпаться совсем не хотелось, – улыбнулся Рон, – а когда появилась мама, – он повернул к ней голову, – я уже точно знал, все будет хорошо.
- Да… – Кристиан протянул руку и сжал руку Джоанны, – когда твоя мама рядом, все хорошо. И все будет хорошо…
Они с Джоанной переглянулись, она вздохнула, прикусив губы.
- Рон, ты уже достаточно взрослый, чтобы знать… – она посмотрела на него.
- Что? – тот сразу уловил еле заметно дрогнувший мамин голос.
- Завтра отцу предстоит серьезная операция.
- Отложить, к сожалению, нельзя, Жан считает, что это слишком опасно.
- Операция на сердце, в любой момент оно может…
- Остановиться.
Кристиан с Джоанной говорили по очереди, говорили, ничего не тая, прямыми словами, не стараясь завуалировать их, найти слова помягче. Говорили, как есть.
- Сердце – это серьезно. Но ведь не это беспокоит и пугает вас? – Рон переводил взгляд с отца на мать.
Как же он точно понял, почувствовал их тревогу, накатывающий на них страх, который они настойчиво пытались спрятать, не думать о нем. Поддерживали друг друга, даря так необходимые им сейчас поцелуи и объятия, касания рук и улыбки.
- Из-за сломанных ребер врачам придется пробираться к сердцу через позвоночник, – наконец, заговорила первой Джоанна. – А, учитывая, что у твоего отца уже были проблемы с этим, есть риск…
- Если что-то пойдет не так, меня может снова парализовать. – Словно в морскую пучину, Кристиан нырнул с головой в эти слова. Сколько раз он мысленно произносил их, но никак не решался сказать вслух. Даже самому себе.
Рон молчал, опустив глаза. Кристиан с Джоанной не торопили его, так же молча ждали.
- Ты вернулся. Оттуда, откуда не возвращаются. Но ты смог. И для того ли, чтобы снова уйти? – Рон поднял на него глаза. – Если не сделать операцию. Если делать, риск. Но и жизнь. А это самое главное. Если что-то пойдет не так, ты сможешь снова подняться. Но, если не делать, ты можешь не подняться уже никогда.
Кристиан молча обнял его. Сын сказал то, что они все понимали, но почему-то именно от него это прозвучало так, что не оставило больше и тени сомнений.
– Что вы себе позволяете? – Солидного вида невысокий мужичок, тряся в руках бумажкой, смотрел на офицера охраны снизу вверх, нисколько, впрочем, этого не смущаясь.
Макс прикрыл дверь и подошел поближе к скульптурной композиции «моська и слон».
- Да я таких вам нарисую сейчас дюжину, – невозмутимо произнес офицер, снисходительно посматривая то ли на мужичка, то ли себе под ноги, что, впрочем, было почти на одном уровне, – и даже лучше.
- Я кавалер ордена, пятнадцать лет стажа, сотни выигранных дел!
- А я охранник, крючкотворец, ни одного сбежавшего заключенного.
- Да я… Да вы… – словно два воздушных шарика надулись щеки «моськи».
- Что происходит? – Макс решил, тот случай, когда третий не лишний. Разыгрываемая перед ним драма затягивалась, а время поджимало.
- По какому вопросу? – не обращая внимания на летящую от «моськи» во все стороны слюну, повернул к нему голову офицер.
- Макс Броншайн, – протянул он ему корочку и разрешение президента на неограниченный доступ, – к Дэймону Хиллу.
- Он точно не звезда экрана? – вдруг съязвил офицер, а мужичок замер с открытым ртом, листочек, словно лепесток, выпал из рук и медленно спланировал на пол.
- В смысле? – опешил Макс.
- Вы к нему уже четвертый, – поднял на него глаза офицер. – Не успеваем в камеру отводить, как обратно требуют. Кстати, в очередь тогда.
- В смысле?
Офицер оторопело посмотрел на него.
- Вы тоже? – подал голос мужичок.
- В смысле?
Офицер смерил его взглядом, еще раз сам достал из кармана корочку с разрешением, снова внимательно изучил их.
- Да что происходит? – встрепенулся Макс.
- Один адвокат понятно, – облегченно выдохнув, что услышал что-то кроме «в смысле?» офицер кивнул в сторону мужичка, – два уже вопрос… Я уж подумал, вы тоже…
- То есть… два? – нехороший холодок сквозь щелочки медленно заползал в его сердце. – Журнал посещений! – не дожидаясь дальнейших объяснений, рванул к окошку поста охраны, отмахнувшись от крутящегося теперь уже вокруг него мужичка:
- Кавалер ордена, пятнадцать лет ста…
- Цыц! – не оборачиваясь, Макс прислушивался к воцарившейся тишине все время, пока офицер доставал журнал.
- Ближе к полудню приходил уже один, недолго, минут десять беседовали.
- Документы?
- Обижаете, все проверил. Корочка, выписка заседания коллегии адвокатов о назначении. Пропуск с печатью центрального следственного управления. А у этого…
Мужичок встрепенулся и начал оглядываться в поисках своего листка. Подняв его с пола, подскочил к Максу.