- Чего так испугался Ахмат? – Оливье откинулся, прислонившись спиной к стене. – Что Дэймон заложит его в обмен на свободу? Так хрен бы он получил срок хоть на день меньше после того, что сотворил. А на раскаявшегося грешника, судя по словам Макса, он не был похож.
- Ахмат человек дела, хладнокровно подчищающий после себя. – Жак запустил на компьютере обработку данных, в ожидании результата откинулся на стуле и повернул голову к Оливье. – Не будь он таким осторожным, не смог бы столько лет быть неуловимым для всех спецслужб мира.
Оливье согласно кивнул, прикусив губы. Хреново… И смерть Дэймона, унесшего с собой море полезной информации, и исчезновение Ахмата, на свободе остающегося крайне опасным для Кристиана. Не говоря уже о том, что все происходившее и происходящее указывало на какое-то задуманное им грандиозное дело. Все-таки, то, что Этьен еще не уехал, огромная удача. Его опыт и его база не будут лишними. Это их общая война, и им сейчас нужна одна победа…
- Вот еще что… – не отводя от бегущих по экрану компьютера строк, пробормотал Жак. – Мое обследование показало, что очень давно, скорее всего, еще в детстве… – Жак сделал паузу, перевел взгляд на Оливье, – его изнасиловали.
- Ччччерт…. – словно камень рухнул где-то внутри, резко затошнило, руки моментом вспотели. Пронзившая сознание молния, моментом открывшийся ларчик с хранимой годами тайной, давший ответ на один из терзающих их последние дни вопросов – что могло сделать Дэймона таким? Откуда эта зашкаливающая жестокость и стремление покарать весь мир?
Компьютер, наконец, пропищал, оповещая об окончании обработки данных, принтер затрещал, выплюнув три полностью испечатанных листка. Жак достал их и протянул Оливье:
- Здесь все. Приятной ночи.
- Добряк ты наш… – скорчил рожицу Оливье.
- Обращайся… – пожал плечами Жак, поднимаясь со стула.
Оливье проводил его взглядом, вздохнув, пробежал листки глазами. Соскочив с каталки, направился к двери.
- Да… – с грохотом закрыв за Дэймоном дверь его нынешнего пристанища, повернулся к Оливье Жак. – Макс сказал, что он перед смертью пробормотал что-то типа «черная лиса… три после пяти… караван…».
Оливье затороможенно почесал затылок и, не сказав больше ни слова, вышел. Дверь гулко хлопнула за его спиной.
Улыбаясь, она смотрела, как привыкший к опасности, словно орешки щелкающий сложнейшие загадки, он сидел рядом, словно парализованными пальцами вцепившись в ее руку, и смущенно кусал губы.
А он бы сейчас предпочел снова в тот огонь, из которого вытащил ее, не в силах никак прервать это затянувшееся молчание.
- А я даже не подозревала… – прошептала она, наконец, сжав его ладонь.
Сколько раз она касалась ее, когда он помогал ей выйти из машины или когда они здоровались, встречаясь в кабинете ее отца. Она никогда не думала о нем иначе, чем как о подчиненном отца, умном, преданном, юморном, гениальном программисте. Последние сутки заставили ее совсем иначе посмотреть на него с той самой минуты, как она услышала его голос в коридоре. «Все будет хорошо…»
Уверенной, недрогнувшей рукой выбивающий десять из десяти в служебном тире, сейчас он никак не мог унять эту предательскую дрожь в руках, выдающую его с головой.
- Ты была замужем, я не смел… – голос тоже издевательски дрожал, пересохшее горло хрипело, словно он бухал, не просыхая, несколько суток. – Я пытался не думать о тебе, кроме как о дочери шефа, ринулся спасать трещащие по швам бывшие отношения. Но от себя не убежать… – он вдруг поднял на нее глаза.
Она молча смотрела на него, теперь у нее разом пропали все слова.
- Мы ведь думали, в сарае Кристиан. Мы за ним ехали, не зная, что ты тоже там. А Макс с Роном ехали за тобой, не зная, что Кристиан тоже там. – Леон покачал головой. – Когда я влетел туда и увидел тебя… Не знаю… сколько бы я еще стоял там, словно истукан, если бы не посыпавшаяся сверху горящая солома.
- Спасибо… – она только сейчас поняла, что, ринувшись туда, он мог остаться там навсегда, и неважно, с отцом или с ней.
- Тогда я и понял, как коротка может быть жизнь, как легко может оборваться в любую минуту эта тоненькая нить и…
От прозвеневшего телефона вздрогнули они оба.
- Да, слушаю, – дрожащим голосом ответила Саша. – Привет, Макс. Нет, все нормально, это я от неожиданности. Нет, никто не звонил. Что…?!
Она вдруг резко села в кровати, задышала часто, прерывисто, словно задыхалась, словно ей не хватало воздуха. Леон встревожено подскочил, потянувшись к стоящему на тумбочке стакану воды, но Саша остановила его, сжав его руку. Он сел обратно, теперь уже не сводя с нее глаз, обеспокоенно следил за ее бледнеющим лицом, побелевшими прикушенными губами.
- Да, конечно… Не стоит ему пока ничего говорить. – Наконец, пробормотала она, в чем-то соглашаясь с Максом. – У него завтра операция, Джоанна сказала, нельзя лишний раз волноваться. Звони, ладно? Да, спасибо… Пока…
Она выключила телефон, положила его на тумбочку. Прикусив губы, вдруг закачалась. Из глаз покатились слезы, которые она уже была не в состоянии сдерживать. Леон молча ждал, даже не пытаясь предполагать, что могло произойти.
- Он умер… – вдруг тихо сказала она, подняла на него глаза. – Дэймон… умер…
И он мог бы, сопоставив услышанную новость с ее состоянием, сделать логичный вывод, что пошел бы он куда подальше со своими чувствами, если ее сердце еще занято, пусть и тем, кто чуть не убил ее, ее отца, если бы она вдруг не повисла на его шее, вцепившись в его плечи. Сначала несмело, а потом все увереннее он обнял ее. И, поглаживая по спине, услышал в ее сдавленных рыданиях, увидел в пробирающей ее дрожи прощание. Но не с любимым мужем, а с кошмаром, который тот создал для нее.
Двоякое чувство – раздражение, что Ахмат обставил их, заставив замолчать возможный источник информации, и облегчение, что больше нет преград между ней и им – разрывало сейчас Леона на части. Но все сомнения, метания, тревоги разом отступали, оставляя лишь переполняющее его желание защищать и оберегать ее, когда он осознал, что именно в его объятиях она ищет сейчас опору на в одну секунду пошатнувшейся под ногами земле.
Закат после дождя особенно красив. Кристиан не сводил глаз с медленно опускающегося за горизонт оранжево-бордового колеса. Чистое небо обещало хороший день. Хороший день, чтобы…
- Время перевязки. – Из ванной комнаты, на ходу вытирая руки бумажным полотенцем, вышла Джоанна. – Скоро придет медсестра колоть антибиотик. И звонил Жан, через час подойдет с анестезиологом, хотят все обговорить. Скорее всего, операция будет уже утром.
Кристиан невольно вздрогнул, хотя большой разницы в том, случится это утром или вечером, нет.
- Я понимаю тебя… – от Джоанны не ускользает ничего. Она подошла, присела рядом с ним, протянув руку, коснулась его волос. – Но у нас нет выбора. Ждать…
- Все нормально… – перебив ее, он даже смог улыбнуться, не хватало еще, чтобы она сходила с ума от волнения так же, как он. Хотя… Кого он пытается обмануть? Она же все чувствует.
- Пап… – подал голос сидящий на диване Рон, – сколько раз Жан вытаскивал тебя? Вырывал из таких когтей, перед которыми любой другой, даже самый гениальный, врач потерпел бы поражение. Так неужели и сейчас он не сделает все и даже больше? А что касается возможных осложнений… – Рон слез с дивана, подошел к кровати и присел рядом, – это как море. Даже после самого сильного отлива всегда прибывает. Всегда. И зная тебя и всех нас, ты обязательно преодолеешь любой регресс.
- Ты уверен, что хочешь пойти в химики? – улыбнулся Кристиан, накрывая своей ладонью ладонь сына, тот сжал ее в ответ. – В нашем деле цепкий ум высоко ценится.
В этот раз даже Джоанна не вздрогнула. Она давно смирилась с тем, что Рон может пойти по стопам отца.
- Я подумаю. – Серьезно ответил Рон. Кристиан многозначительно переглянулся с Джоанной, она с улыбкой лишь покачала головой. – А сейчас пойду навещу Сашу, пока у вас перевязка и консилиум. Освободитесь – звоните.
Рон поднялся и, поцеловав напоследок ошеломленного отца, вышел из палаты.