- Это не он… – она посмотрела на Одри, перевела взгляд на Макса. Тот лишь сглотнул стоящий в горле ком. Что сказать, не знал, но что-то надо было сказать стоящей перед ним жене друга, которой так хотелось услышать сейчас только эти три слова.
Это не он…
Говорить банальное «надо верить» не хотелось, врать, что все будет хорошо, тоже. Слова Леона почти не оставляли шанса.
- Это же не он? – снова умоляюще посмотрела она на Макса.
- Кроме него и водителя в машине никого не было…
Все три головы одновременно обернулись на голос. Не замеченный ими, Оливье сидел на простом кожаном диванчике и мял в руках пустой пластиковый стаканчик. Джоанна медленно подошла к нему, встала рядом.
- Он уехал один. Он и водитель. – не поднимая на нее головы, Оливье, смотря в одну точку перед собой, говорил монотонно, словно робот. – Когда потушили, нашли два тела. Опознать было невозможно. Все, что смогли собрать, передали на экспертизу.
Джоанна задрожала мелкой дрожью, Макс обхватил ее за плечи, стараясь не дрожать сам.
- Сразу сообщили Жаку. Анализ ДНК делать бессмысленно, – голос Оливье впервые дрогнул, он хрипло сглотнул. – Жак запросил зубную карту. Там как раз… возле… тела… зуб нашли… целый… Как уцелел в огне… Непонятно…
- Это не он…
Оливье впервые поднял на Джоанну голову, она смотрела на него так, что ему захотелось вернуться туда, на дорогу Венсенского леса и все же сигануть в тот огненный столб, только бы не видеть сейчас ее глаз, ее взгляда…
- Вот увидите, это не он. – Джоанна обвела всех взглядом. – Это кто-то другой. Это ошибка. Сейчас Жак выйдет и скажет, что это ошибка. Что зубная карта не подтвердила.
- Карта…
Все замерли. Время замерло. Медленно повернувшись, Джоанна несколько секунд молча смотрела на Жака. Покачивая головой, протянула руку, словно умоляла молчать, словно пыталась хоть еще на какое-то время оттянуть тот момент, когда услышит его безапелляционное:
- Это… он…
Джоанна пошатнулась, ноги подкосились. Макс с трудом удерживал ее, бьющуюся в его руках. Ее крик эхом разносился по пустому коридору.
Жак прислонился спиной к стене, медленно сполз на пол. Оливье поднялся, подошел к окну, резко распахнул его и вдохнул пахнущий приближающимся дождем воздух.
- АААААААААААААА!!!!!!!!!
Желто-оранжевые листья сорвались с деревьев и медленно закружились перед его глазами, снова напомнив ему огненные всполохи на дороге Венсенского леса.
====== Глава 3. Отрицание принятия. ======
- Заходи…
Жан молча вошел в дом, Одри тихо закрыла за ним дверь. Разгар дня, солнце светит по –летнему, а этот дом сейчас был настолько пронизан холодом и болью, что ощущение, словно попал в склеп. Впрочем, почти так и было.
- Где она? – Жан обернулся к Одри.
- Наверху, в спальне, – поправив прядь волос за ухом, Одри прошла вглубь коридора, остановилась у зеркала. На тумбочке лежали перчатки Кристиана.
- Он забыл их утром. Рано встал. Спешил… – голос Одри дрогнул.
Жан понимал, что она, как и все остальные, сейчас пытается как-то принять случившееся, но, как и у остальных, у нее это пока не получается. Он сам, услышав новость, в один миг понял, что весь его опыт, выдержка и многолетний стаж врача полетели к чертям собачьим, когда в ушах зазвенели слова Леона: «Кристиан погиб».
- А где остальные?
Жан знал, что Жак поехал в лабораторию попытаться хоть что-то выудить из того, что собрали ребята на месте, Леон должен был приехать сюда, к Кристиану домой.
- Леон в гостиной, – Одри положила перчатки, повернулась к Жану, – Макс поехал за Венерой и Роном в школу. Они же еще…
Одри пока удавалось сдерживать сдавленные рыдания. Жан подошел к ней и ободряюще сжал плечи. Рон еще не знал о смерти отца, и Жан даже не представлял, каково сейчас Максу. Сказать пусть и пятнадцатилетнему, но еще ребенку, что твой отец больше не придет к тебе… Да он, Жан, предпочел бы отдежурить несколько смен подряд или сделать сложнейшую операцию на отрытом сердце. Впрочем, все, что происходила сейчас со всеми ними, напоминало ему ту самую операцию на открытом сердце. Без наркоза.
- Дэймон тоже куда-то уехал рано утром, почти сразу после Кристиана. Не можем до него дозвониться. – Одри то и дело закрывала рот рукой, словно так пыталась удержать срывающиеся всхлипывания. Зачем-то смахнула пылинку с тумбочки, поправила висевший на крючке шарф. – Пойду чайник поставлю. Кофе будешь?
Жан кивнул, Одри, поджав губы, кивнула в ответ и скрылась на кухне. Проводив ее взглядом, Жан пошел к лестнице.
Когда проходил мимо гостиной, в нос ударил запах коньяка. Повернув голову, увидел сидящего в кресле одинокого Леона. Тот смотрел на пустой стакан в руках и плакал. Пока никто не видит. Не мешать. Дать принять. Пока еще не смириться, но осознать.
Тихо поднявшись по лестнице, медленно подошел к приоткрытой двери. И снова запах. Другой, но такой же характерный для происходящего. Открыв дверь, подошел и сел напротив нее. Забрал из рук такой же пустой стакан, поставил на тумбочку возле пузырька. Взяв ее руки в свои, поднял на нее глаза.
Вмиг словно почерневшее лицо, застывшее в глазах отрицание. И молчание. Онемевшая, замершая в ней боль. Та, что не описать словами. Ни слезинки. И это плохо. Это значит, что боль, заполняя ее изнутри, не находит выхода, бьется, словно птица в клетке, задыхаясь и душа ее саму.
- Представляешь, – Жан вздрогнул, словно от крика, от глухого голоса Джоанны, – забыла съездить в химчистку забрать его куртку. Помнишь, ту, темно-синюю, его любимую. А ведь того и гляди дожди зарядят…
- Джоанна…
Она вдруг сдавленно вскрикнула, закрыв рот рукой, медленно закачалась, словно маятник. Первый порыв – обнять, погладить… Удержался. Потому что знал, что сейчас это не поможет. Пока она не примет действительность, любое успокаивающее, сочувствующее действие будет вызывать только еще большее отрицание.
- Давай… – он осторожно уложил ее на кровать, она, словно кукла, подчинилась его движению.
Пока он доставал из сумки шприц, заполнял его лекарством, она просто лежала и смотрела перед собой. Проследив за ее взглядом, Жан увидел на тумбочке их с Кристианом фотографию. Неделю назад, день рождения Брошана, их по-семейному теплая вылазка на пикник. По-летнему сияющее солнце, отражающееся в улыбках на их лицах. Кристиан обнимает Джоанну, и в этом застывшем кадре столько любви…
Жан в очередной раз сглотнул комок в горле. Сколько их еще будет… этих комков, этих душащих слез, этих моментов, когда брошенный на что-то взгляд или всплывшее воспоминание будут разрывать сердце болью. Жан снова повернулся к Джоанне. У нее в руках откуда-то взялась рубашка Кристиана, наверное, лежала на кровати, а он не заметил. Осторожно введя иглу в руку, выдавил содержимое полностью. Она не спорила, не отталкивала, не сопротивлялась.
Дождавшись, когда ее глаза закроются, несколько минут прислушивался к ее ровному дыханию. Поднявшись, тихо вышел, прикрыв дверь.
Несколько секунд стоял на нижней ступеньке лестницы. Леон вдруг молча поднял на него голову, так же молча налил коньяка во второй стакан, подвинул. Скрипнуло кресло, горечь обожгла горло.
- Ему было больно?
- Нет.
- Хорошо.
Снова запах, снова горечь в воздухе. Жан не волновался, Леон знал меру. Но ей Богу… лучше бы он напился сейчас.
- Где Оливье?
- В кабинете… Криса… – голос Леона дрогнул, – обзванивает его… друзей… Ещё надо будет подготовить заявление для прессы. И президент! – вдруг обеспокоенно затрясся, оглядываясь по сторонам, найдя, схватил с комода телефон. – Надо сообщить президенту!
- Кароль, – Жан поймал руку Леона, сжал ее, – уже все делает. Президенту сообщили.
- Хорошо… – Леон, снова оцепенев, положил телефон на стол перед собой. Дрожащей рукой случайно нажал в меню пункт «последний вызов». На экране высветился номер Кристиана. – Я зачем-то набирал его… – не поднимая головы, просто почувствовав взгляд Жана, тихо произнес. – Вне зоны действия…
Трель школьного звонка заставила Макса вздрогнуть, вырвавшись из плена мыслей. Сорокавосьмилетний мужчина, прошедший разведку, побывавший в таких переделках, что не приходили в головы лучшим голливудским сценаристам даже в самых смелых мечтах, он смотрел на бегущих к нему мальчика и девочку и предпочел бы сейчас вернуться в любую из них, чем…