- Люк, готовность к вылету через пять минут!
- Передай Джоанне, – засовывая листок за пазуху, Макс бросился обратно к двери, позволив себе замереть возле нее всего на секунду… – я привезу его. Чего бы мне это ни стоило.
Дверь хлопнула, привычным эхом отозвавшись в кабинете и в сердце Жана. Он знал – Макс привезет.
Холод стекла сливался с холодом в сердце. Прислонившись лбом к перегородке, отделяющей сейчас ее от него, Джоанна смотрела на увешанного трубками и проводами Кристиана. Лежащий на боку в стерильном боксе в ожидании решения своей судьбы, он уже мог показаться неживым, если бы не размеренное движение графика на мониторе. Она не могла коснуться его, поцеловать, сжать его руку, все, что она могла, стоять, прислонив ладонь к безжизненному стеклу, и молиться.
Мягкие теплые руки коснулись плеч.
- Он справится… – даже уверенный голос Рона дрогнул, но Джоанна была благодарна ему даже за эту робкую попытку приободрить ее. Сашу после сообщенной Жаном новости накрыл приступ, ее чуть ли не силком увели в палату.
Опустив руки на плечи матери, Рон пытался держать ее и держаться сам. Страшное слово – кома по сути была химическим процессом, происходящим в клетках, и Рон прекрасно понимал: если за отведенное время Жан не успеет привезти доктора Сади и заменить треснувший протез, отца придется выводить из комы, чтобы он не остался там навсегда. А поскольку оперировать все равно будет нужно, делать это придется… Сердце сжалось, едва он только представил, каково это… пережить такое в полном сознании. И гарантий, что отец выдержит – тоже не было.
- Если они не успеют… – накрыв ладонью ладонь сына, глухо произнесла Джоанна, – мне придется принимать еще одно жуткое решение. Фактически… – ее голос дрогнул, по запотевшему стеклу потекла слеза, – выбирать, каким способом ему умереть…
Рон сжал ее плечи, мама тоже все понимает. Как ни крути, судьба отца выглядела отчаянно обреченной…
- Я попробую потянуть время…
Джоанна, резко отпрянув от стекла, повернулась на голос Жана.
- Буду следить за его состоянием, тянуть по максимуму до точки невозврата… – Жан подошел ближе и замер, голова повернулась к стеклу. Дежурившая в боксе сестра подошла к мониторам, посмотрев показатели, повернулась к стеклу и кивнула головой. – Сейчас вся надежда на него… – наткнувшись на удивленный взгляд Джоанны, пояснил. – Макс полетел в Таиланд за врачом. И зная его… Международный скандал, кордоны охраны, тысячи километров и сотни препонов не остановят его, если речь идет о Кристиане.
Джоанна молча снова отвернулась к стеклу. Не в силах отвести взгляд, смотрела на бледное лицо Кристиана, сжав кулаки, молилась об одном – чтобы капризная в последние дни погода хотя бы не мешала Максу. Впрочем, зная его, она была уверена – ни ветер, ни дождь, ни буря, ни даже смерть… не помешают ему. Он привезет врача, даже если придется перевернуть вверх дном весь Таиланд, даже если, загнав себя в этой гонке со смертью, он отдаст последние силы, он привезет его. Приведет к дверям операционной, убедится, что успел, и только тогда умрет с пониманием: он сделал все, что мог, и даже больше.
- Я попрошу поставить здесь диван… – тихо сказал Жан и, дрожащей рукой сжав плечо Джоанны, пошел прочь. Он знал, она не отойдет отсюда ни на шаг, но, может, хоть присядет.
Она кивнула. Она знала – она не отойдет отсюда ни на шаг, все двенадцать часов будет стоять, прислонив ладонь, словно протягивая к нему невидимую ниточку, держащую его в этой жизни.
Солнце в зените слепило прямо в глаза, но Макс упрямо смотрел туда вперед на восток. Он, его сердце, его душа сейчас летели быстрее этого самолета, обгоняя облака, время и свет. Больше всего ему сейчас хотелось остановить стрелки часов, чтобы в этом замершем на мгновение мире успеть найти и привезти единственный для Кристиана шанс снова увидеть облака, почувствовать время и обрести свет.
Аэропорт Хуахина встретил его проливным дождем. Несмотря на поданную прямо к трапу машину – спасибо президенту – на сиденье Макс плюхнулся, мокрый насквозь.
- Гони, плыви, делай, что хочешь, – вытирая протянутым водителем полотенцем волосы, взамен сунул ему бумажку, – но на туда, там и обратно у нас максимум час.
Водитель невозмутимо кивнул головой, явно любителем-энтузиастом модернизированная старенькая модель Рено рванула с места, окатив волной вышедшего из салона пилота. Тот обреченно махнул рукой. Макс же лишь ойкнул, вжавшись в спинку сиденья. Наследник Даниэля Моралеса, как заправский гонщик, выруливал между запрудившими улицы машинами, умудряясь втискиваться там, где, по мнению Макса, и руки не просунешь. Звучавшие в ответ на безумные даже для нынешнего отсутствия каких-либо правил действия клаксоны вызывали однозначную реакцию со стороны водителя, он лишь невозмутимо увеличивал скорость. Наконец, тормоза завизжали, сообщая о прибытии в пункт назначения. От протянутого пакетика Макс решительно отказался.
- Мотор не глуши. – бросил он водителю, вылезая из машины. Сверкающие огни королевской резиденции мелькали перед его глазами ровно дорогу от машины до двери. Ошалевшие охранники на посту, стряхивая с себя потоки воды, которыми их окатила промчавшаяся сквозь турникет молния, не сразу сообразили схватиться за рацию.
- Посторонний в резиденции! – пробулькала рация, разбудив скучающих на втором этаже молодцев.
Посторонний же, пронесясь мимо них и не имея никакого понятия, куда бежать, подобно бабочке, стремился на свет. И музыку, доносящуюся из-за огромных закрытых дверей в конце длинного коридора. Медленный взмах вееров, разгоняющих тропическое марево, неспешная беседа были вероломно прерваны ворвавшимся, по сравнению с невысокого роста подданными, громилой подобно Кинг Конгу громящему все, что попадалось ему на пути.
Буквально опрокинув замешкавшуюся даму в длинном зеленом платье в объятия жареных сверчков, Макс долетел до стоявшего во главе стола, оказавшись около него ровно в тот момент, когда в дверях показалась запыхавшаяся охрана.
- Моя жена испорченный платье! – заверещал рядом с ним плюгавенький мужичок, своей лысой макушкой едва достававший Максу до пояса.
- А у меня друг умирает! – рявкнул Макс, обрызгав лысину слюной. Мужичок брезгливо завизжал, словно укушенный теми самыми сверчками поросенок.
Макс же, подлетев к столу, краем сознания сообразив, что, скорее всего, вон тот добродушный толстячок в ярком одеянии с красной лентой на груди и есть Его Величество, затормозив на повороте, обогнул его и подлетел к микрофону. Видя стремительно приближающуюся к нему охрану, понимал, что времени у него на несколько слов.
- Доктор Рахмашад Сади! Три года назад! Манила! – первый достигший его охранник, налетев на протянутую ногу, не удержался и спикировал прямиком под ноги августейшему монарху. – Кристиан Рокье! Позвоночник! – Пока Макс отвлекся на второго, третий зашел с тыла и, оказавшись не слабого десятка, схватил его за локоть. – Ваши протезы! – бросив короткий взгляд на часы, пытался вырваться из рук уже троих оттаскивающих его от трибуны охранников. – Семь часов! – последний отчаянный крик в микрофон и затихающие по мере удаления слова, – чтобы… не дать… умереть…..
Замершие в шоке от произошедшего гости так и стояли, молча провожая взглядами выволакиваемого возмутителя спокойствия. А тот продолжал отчаянно вырываться, готовый за жизнь своего друга бороться до последнего. И дверь уже почти захлопнулась за ним, как вдруг все это время молча сидевший как раз рядом с микрофоном мужчина средних лет поднялся и что-то обрывисто сказал на своем языке. Охрана замерла, разжав руки. Вырвавшись, Макс бегом вернулся в зал и замер напротив мужчины.
- Шесть часов пятьдесят минут… – сказал мужчина и так быстро направился к выходу, что даже Макс едва поспевал за ним.
- Шесть часов пятьдесят минут… – бросив взгляд на часы, Джоанна вернулась к стеклу. Уже то, что все это время монитор мигал привычной амплитудой графика, внушало надежду. Кристиан держался. Джоанна молилась, веря, что ее слова долетают до того, кто решает сейчас его судьбу, как и судьбы всех людей. Рон не отходил от нее ни на шаг. Саша сбежала из палаты и сейчас сидела на диванчике с переносным аппаратом для астматиков, но категорически отказывалась возвращаться.