Увидев, как вошедший в бокс в очередной раз Жан выдохнул, прикусив губу, Джоанна поняла, что все его попытки оттянуть время пока не увенчались успехом.
- Шесть часов… – рука коснулась стекла.
- Шесть часов… – рука Макса коснулась иллюминатора. Скупая мужская молитва на фоне раздающегося рядом монотонного голоса врача, уже отдающего распоряжения далекому Парижу.
====== Глава 22. И невозможное возможно. ======
Огромные тяжелые двери хирургического отделения стремительно распахнулись, разлетевшись в стороны, словно крылья бабочки. Но никто из находящихся сейчас на этаже не обратил на это никакого внимания. Окружающий их мир перестал существовать, сосредоточившись в человеке за огромным стеклом, борющимся за жизнь, цепляющимся за нее так же отчаянно, как они цеплялись за отсчитывающие секунды стрелки часов. Остановить, задержать, успеть…
Ударившись о стены, дверь с шумом захлопнулись обратно, продолжая качаться, словно сломанный маятник, пока двое мужчин бежали по коридору. Забыв обо всем, Леон подбежал к дивану и, упав на колени, взял Сашину руку в свои. Она отвела от лица маску и сквозь затянутые пеленой слез глаза посмотрела на него. Губы дрогнули, она сползла с дивана и уткнулась в его грудь. А он лишь медленно водил руками по ее спине. И им обоим было сейчас совершенно все равно, что подумают окружающие. Впрочем, в отношении к ним тех, кто сейчас находился рядом, они не сомневались.
Оливье остановился возле замершей у стекла Джоанны, стоящий рядом Рон повернул к нему голову.
- Четыре часа… – тихо сказал он, сглотнул комок в горле и снова вернулся к стеклу.
Оливье проследил за его взглядом. Глядя на бледное, безжизненное лицо Кристиана, был готов сейчас отдать ему собственное сердце, лишь бы снова засияли глаза Рона, и улыбка вернулась на лицо Джоанны.
- Жак помчался к Жану… – коснувшись ее плеч, Оливье вспоминал, как растерялись они, трое взрослых, прошедших огонь и воду мужчин, когда Жаку позвонили и сообщили о возникших проблемах. Как мчались сюда, словно это от их скорости зависела жизнь Кристиана.
- Я не смогу… – голос Джоанны дрогнул, – я впервые не знаю, что делать… Не подписать вывод из комы – обречь его на вечный сон, подписать – обречь на жуткие боли оперирования вживую. Я… – она стремительно повернулась к Оливье, замерла, слова застряли в горле, мешая ей дышать так же, как мешали дышать Оливье накатывающие слезы. Мужчины тоже плачут…
- Послушай… – что-то надо было сказать ей, он должен был и не знал…
- Мам!
Они обернулись на крик Рона. Оживленное движение за стеклом сначала заставило Джоанну вздрогнуть, ноги ее подкосились, но в следующую секунду появившийся в боксе Жан поднял на нее глаза, и робкая улыбка тронула его губы.
- Привез… – поняла она, прикусив губу до пугающей, смертельной белизны.
- Через час они будут здесь! – крикнул ей Жан в микрофон.
Она кивнула, ресницы дрогнули, губы торопливо зашептали молитву. Она понимала, это еще не победа, это только очередной шаг. Свое «невозможное» Макс уже сделал, теперь очередь была за Жаном, Антоном и доктором Сади. Сделать за неполных три часа две сложнейших операции было гораздо более высокой категории «невозможное».
Только когда каталку с Кристианом вывезли из бокса, Джоанна смогла отлипнуть от стекла и фактически побежала обратно к огромным белым дверям операционной. Битва со смертью продолжалась. Рон и Оливье, не отставая, бежали рядом с ней, Саша, поддерживаемая Леоном, спешила следом. Когда они оказались у уже знакомых диванчиков, из соседней с операционной двери вышел Жан.
- Вертолет уже летит сюда, – подойдя к Джоанне, он взял ее руки в свои, мягко сжал их. – Доктор Сади отдал необходимые распоряжения, мы готовы. Он везет сменный протез. Как только он заменит его, Антон сможет продолжить операцию. Мы…
- Я знаю, – кивнула Джоанна, – вы сделаете все возможное и невозможное…
Распахнувшей двери операционной медсестре ничего не надо было говорить. Сжав напоследок еще раз руки Джоанны, Жан скрылся за ними. Джоанна, в который уже раз сложив руки на груди, молилась и молилась.
Она не знала, сколько так простояла, ее никто не смел беспокоить. Рон и Оливье просто стояли рядом, Сашу Леон усадил на диван. Вдруг двери в конце коридора снова жалобно застонали, в этот раз разлетевшись в стороны, словно щепки. Одна из створок застряла в висящем информационном щите. Повернув голову, Джоанна увидела бегущего Макса. У него был такой вид, словно все последние часы он провел на одном заряде, как стартанул, так, не останавливаясь, действовал и действовал. И только сейчас, наконец, замер, остановившись напротив нее.
- Спасибо… – прошептала Джоанна, коснулась его плеч и вдруг порывисто обняла.
- Я же сказал… привезу… – прошептал Макс.
- Два тридцать, – встретившись взглядом с доктором Сади, сказал Жан.
Тот кивнул, потянул руки, медсестра быстро одела операционный халат, другая сестра завязала шапочку на голове. Перчатки щелкнули на руках. Операционный светильник вспыхнул ярким светом.
- Я бы назвал это чудом. Или судьбой… – посмотрев на поврежденный протез, сказал доктор Сади. – Повезло, что он лежал все это время. Как только он встал бы на ноги…
Встретившись взглядом с нейрохирургом, Жан лишь покачал головой. Он тоже прекрасно понимал, что при первой же серьезной нагрузке протез бы сломался. Ничем не фиксируемые позвонки, словно плиты при землетрясении, сложились бы, врезаясь в спинной мозг. Паралич. Полный. На всю жизнь. Без вариантов. Без шанса.
Наступившая в операционной тишина нарушалась лишь звоном инструментов и короткими командами доктора Сади. Монитор, который отслеживал состояние Кристиана, начал то и дело вздрагивать амплитудой графика. Секунда взгляда на него. Жану ничего не надо было говорить, доктор Сади сам понял, что отведенное время заканчивается, максимум час-полтора и нужно будет решать… Но он продолжал медленно, спокойно, выверяя каждое движение менять поврежденный протез.
- Ваш выход, доктор.
Когда он, наконец, повернулся к Антону, тот, не смотря на часы, стремительно сменил его у операционного стола. Доктор Сади подошел к Жану, не сговариваясь, они посмотрели на часы. Час… на все про все у Антона был всего час. Час на сложнейшую, ювелирную операцию на сердце, которая у хорошего хирурга занимает, как минимум, три. Но Антон был не просто хорошим, он был лучшим.
Час… Словно внутренний секундомер в ее сердце отмерял сейчас время. Джоанна не сводила глаз с медленно двигающихся стрелок. Весь смысл ее жизни сейчас был сосредоточен в этих двух пластиковых детальках. Тик-так… тик-так… тииик… тааак…
Словно в замедленной съемке, услышав звук открываемой двери, Джоанна повернулась. Замерли все, даже время. Жан стоял, держа в руках планшет.
Она смотрела, как он двинулся к ней. Каждый его шаг отдавал эхом в ее сердце.
Остановившись напротив нее, он замер. Когда она сглотнула очередной комок в горле, у него было полное впечатление, что это ее сердце сейчас рухнуло куда-то вниз. Захватившее его в последние часы напряжение никак не отпускало, сжавшие планшет пальцы отказывались слушаться, голос пропал.
Она вздрогнула и… заплакала. В ту самую секунду, когда Жан с размаху отбросил планшет куда-то в сторону. Тот отлетел к стене и разбился вдребезги. И этот звон вывел из оцепенения всех.
Успели… Успели!
Джоанна плакала и смеялась, смеялась и плакала.
Саша пискнула и повисла на шее у Леона, а он, не обращая ни на кого внимания, вдруг начал целовать ее губы, лицо.
Макс улыбнулся и, встретившись взглядом с Роном, вдруг подхватил его на руки и закружил.
Оливье шмыгнул носом.
- Насморк, что ли… – сказал появившемуся из соседних с операционными дверей Жаку. – Или аллергия…