Из задумчивости ее вывел голос Сталия и его прикосновения к ее спинке:
— Жизнь не всегда такова, как было бы лучше ей быть. Некоторые вещи надо принять как данность. Я вот счастлив от того, что встретил тебя.
Он провел пальцами по ее спине, дождавшись, как выгнется она навстречу, и сильным движением прижал девушку к своей груди, другой рукой сбрасывая на пол рубашку.
— Ри…
Он закрыл ей рот поцелуем:
— Кира… Как мне хочется сделать тебя счастливой!
— Я и так счастлива, Сталий! — она положила обе ладошки на его рельефную грудь.
Одна его неосторожная фраза снова чуть не разрушила очарования момента.
— Кира, милая Кира! Мне трудно подбирать слова… или киберпереводчик смеется с нас? Почему же ты так вздрагиваешь, когда я говорю тебе о любви?
— Ри, мы по-разному понимаем счастье. И переводчик тут не причем. Для меня то, что ты считаешь прекрасным для женщины, банально золотая клетка. Я умру в ней. Ри, я хочу любви! Но я не готова робко прислуживать, боясь не угодить.
— Вот ты о чем! Кажется, я начинаю понимать, — Сталий не выпустил ее из объятий, снова принявшись целовать шею и ключицы, постепенно освобождая ее от одежды.
Кира успела удивиться, как в его руках она теряет все свое упорство. Ей расхотелось спорить, когда его руки скользнули по ее уже совсем обнаженному телу, мягко обрисовывая груди и невесомо пробегаясь по кубикам живота.
— Ри, что же ты творишь, — выдохнула она и улетела к звездам, которые показались ей теплыми и мягкими.
Девушка пришла в себя в его объятиях на подушках, и оба они были опутаны сбившимися простынями из алого шелка. Почему-то таллирианцы делали их узкими, несмотря на то, что кровати были округлыми и широкими. И эти полосы, расстеленные вдоль и поперек, нещадно сбивались.
«Интересно, их тихо лепечущие женщины, возможно, и в постели тихо лежат, стремясь сохранить ее аккуратность?» — пронеслась у Киры хулиганистая мысль, но тут же улетучилась, потому что Сталий снова и снова покрывал поцелуями ее тело.
— Мне пора, — взглянула она на часы, ужаснувшись тому, как быстро пролетело время.
— Не хочу тебя отпускать, — глаза Сталия сейчас как никогда были похожи на кошачьи, глаза сильного хищного зверя, нашедшего себе пару.
Именно не игрушку, а пару — такую же сильную, независимую и хищную кошку.
Кира именно сегодня ощутила это — Сталий наконец, перестал ей навязывать свои планы на совместное счастье и принял как данность, что она не принадлежит ему. Да и себе толком тоже не принадлежит — ее жизнь отдана службе.
Вот и сейчас ему осталось только восхищенно наблюдать, как она приводит себя в порядок и одевается. Киберприслуга заботливо выложил ее и без того идеально чистое платье, и Кира в нем показалась Сталию удивительно желанной, в отличие от обернутых воздушными, но многослойными одеждами соотечественниц. Платье Киры облегало ее фигуру, открывая стройные длинные ноги и вырезом на груди манило заглянуть туда.
— Не собирай волосы, — подал голос Сталий, так и оставшийся на кровати обнаженным, чтобы не пропустить ничего из этого зрелища.
— Они мешают, — девушка накрутила их на руку, собираясь заколоть длинной острой шпилькой на затылке.
— Ты же сейчас не возьмешься за меч, — резонно возразил Сталий. — Хотя лично мне больше хотелось бы соблазнить тебя на дружеский спарринг.
— Тебе удалось! — улыбнулась Кира. — Именно этого мне бы и хотелось сейчас. Но сам понимаешь. Служба. Что поделать.
Она с брезгливостью представила себе образ вечно недовольного, въедливого там, где это не надо и не умеющего принять решение в нужный момент Виталия Сергеевича. Они с Романом все чаще задумывались — кому же надо было выбрать во всем ведомстве именно этого персонажа? Кто-то стремился провалить миссию из-за его непрофессионализма?
Сталий не дал ей додумать эту мысль — одним плавным движением соскочил с кровати, отнял у нее заколку и зарылся лицом в хлынувшие по плечам волосы.
— Не отпущу, — прошептал он, готовый снова раздеть ее в один миг.
Но отпустить пришлось — он же и сам все понимал, и даже у него, первого советника правителя, не было права распоряжаться собой до бесконечности, были и обязанности.
— Я буду надеяться на встречу, — прошептал он.