– Не трогайте брата, сволочи… Не трогайте никого! Давайте, я все подпишу, черт с вами…Только оставьте в покое меня и мою семью…Все равно, суд все расставит на свои места…Меня оправдают в этом беззаконии, в этом бреде сумасшедшего, в этих воображаемых в вашей больной голове преступлениях…
– Вот и умничка, Оксана Тарасовна, вот и умничка, – повторил очкарик, – Только этого, увы, недостаточно. После того, как вы все напишите собственноручно и передадите мне, у вас останется наш печатный экземпляр. Я вам дам время, скажем, сутки…За это время вы постараетесь заучить данный текст, – а память у вас, надеюсь, хорошая, – после чего вас помоют, прилично оденут, напудрят, накрасят и отведут в другое помещение, где вас снимут на камеру журналисты центральных каналов. На камеру вы скажете все то, что заучили наизусть. И я советую вам, убедительно советую, выполнить все, что я вам сказал. После чего вам изменят меру пресечения с содержания под стражей на личное обязательство, и вас отвезут домой. До суда вы будете дома, найдете хорошего адвоката, подготовитесь к процессу…
– Я согласна, – чуть слышно сказала Оксана, надеясь, как можно быстрее оказаться на воле, а там, там она во всем разберется, подключит все свои связи, журналистов, правозащитников…
– Хорошо, Оксана Тарасовна. Я знал, что мы с вами договоримся. Тем боле, это в ваших интересах, – следователь медленно встал с табурета, сгреб со стола в папку бумаги и внимательно посмотрел на Оксану. Ей показалось, что взгляд у него стал какой-то грустный, печальный, как будто он с ней прощался… Захлопнулась дверь и Оксана снова осталась одна. На столе остались лежать несколько листков машинописного текста, ужасное содержание которого она должна была выучить наизусть.
* * *
А в это время в одной из клинических больниц столицы медики боролись за жизнь Оксаниной мамы – Веры Сергеевны. После доставления ее в больницу, она впала в кому, из которой ей выйти было уже не суждено…В один из вечеров к ней в квартиру зашли культурно одетые люди, представивших социальными работниками. Среди них был медик, который предложил ей новый препарат от гипертонии, улучшающий работу сердца и предупреждающий инфаркты. При чем совершенно бесплатно, в качестве благотворительной акции. Она с удовольствием согласилась принять одну инъекцию и действительно, почувствовала себя намного лучше, даже предложила гостям чай с пряниками…Как хорошо она провела этот вечер. А потом ей стало плохо, голова закружилась и сильно заболело в груди слева…Пришедшая навестить ее соседка обнаружила Веру Сергеевну лежащей на полу, возле дивана в зале…
* * *
Батюшка уже отслужил панихиду, но траурная процессия медлила. Все ждали дочь Оксану, в тайне надеясь, что она появится на похоронах матери. Ее внезапное исчезновение не давало никому покоя. Правда, к ее брату – Олегу, приходил какой-то гражданин, представившись коллегой Оксаны, и сказал, что ее срочно отправили в командировку, куда то в южноамериканскую страну для сбора материалов для какой то книги…В редакции, где работала Оксана, это подтвердили…Связи с ней не было, сама она не звонила и даже не знала о том, что маму положили в больницу с острой сердечной недостаточностью… Люди, пришедшие на похороны, ежились от холода и переминались с ног на ногу. Но ждали…К Олегу подошел водитель катафалка и что то сказал ему на ухо. Олег посмотрел на часы. Пора… Он рукой дал команду мужчинам с завязанными платками на руках , что бы они брали гроб, крышку и крест, и вдвигались ближе к дороге, по которой будут нести пожилую женщину в последний путь. Женщины взяли в руки венки и траурная процессия медленно двинулась по дороге к стоящему у торца дома катафалку…
* * *
Вечером, после похорон, по новостным каналам центрального телевидения прошел репортаж о женщине – сепаратисте Украиновой Оксане, – детском писателе, которая сознавалась на камеру, что является завербованным агентом ФСБ и осуществляла в нашей стране шпионскую деятельность, передавая информацию врагам в зашифрованных в детских книжках сведениях, составляющих государственную тайну. Она была красиво одета, напудрена, темные волосы лоснились восковым блеском. Она была спокойна, говорила отчетливо, словно заученный текст, только если приглядеться, можно было заметить, что в ее глазах была пустота…Одна пустота и скорбь…Скорбь за этой страной, в которой она родилась, жила, которую она так любила, и которая ее в конечном итоге втоптала в грязь размазав всю ее суть…Новая власть с их репрессивной машиной не останавливается ни перед чем в достижении своих преступных целях…Геббельсовская обработка населения, ненависть к ближнему, тотальная слежка за инакомыслящими, заполненные лагеря смерти…И все под лозунгами демократии… Оксана закашлялась, опустив голову и в ее черных, как смоль, волосах, заблестели белые нити. « Стоп, снято», – репортеры выключили свои камеры и стали расходиться. Оксана сидела и не могла встать. Ноги были ватными и ее не слушались. Как в тумане, она увидела, что к ней подошел очкарик и легенько приподнял ее за локти. «Все, все, детка…Все позади…», – и повел ее в другую комнату, за дверью которой находился длинный коридор, ведущий в никуда… А по телевизору бравый розовощекий адвокат лепетал о том, что Оксана еще не признана судом виновной, что у нее есть шанс быть оправданной, что это дело политическое и к нему подключатся юристы и правозащитники всего мира…И так далее, и тому подобное…