— Продолжаться — что?
Джинни сложила бумагу, затем опять развернула, снова сложила, не желая отвечать поспешно.
— Молчание, — пояснила она наконец.
— Мы с тобой все обсудили. Я понимаю твою точку зрения.
Этот ответ взбесил ее.
— Почему это вы, англичане, всегда претендуете на то, чтобы понять что-то? Саймон, ты же не орехи у меня покупаешь. Ты говоришь так, словно…
— У тебя есть брат, который вдруг оказывается сотрудником Центральной разведки, и загадочный дядя, проживающий в Пекине. И ты ничего не знала об этом дяде. Ты должна быть просто потрясена этим известием. О чем тут еще разговаривать?
Прожив с Саймоном двадцать лет, Джинни было нетрудно понять, что упоминание о дяде содержит сарказм, но для того, чтобы улавливать этот сарказм, ей потребовалось учиться много времени.
— Ты что, так и будешь продолжать разговаривать с окном? — поинтересовалась она.
Он в раздражении повернулся к ней.
— Извини. Я просто зол — на себя самого, не на тебя.
— Почему?
— Потому что я должен по-другому реагировать на все это. Я должен серьезнее осознавать трудности, перед которыми ты поставлена теперь. Конечно, ты не могла сказать мне правду. У тебя были очень весомые причины не говорить мне об этом. — Он улыбнулся искренней доброй улыбкой, продемонстрировав неподдельное тепло. — Я не очень хорошо справился со всем этим, да? — Лицо его помрачнело. — Просто…
— Просто тебе обидно, что я не рассказала обо всем этом перед твоей последней поездкой в Китай, ведь так?
Он пожал плечами.
— Это могло бы оказаться полезным.
— Ты думаешь, это так легко было сделать?!
— Я не думаю этого.
Зависимое положение и подчиненная роль, испокон веков положенные китайским женщинам в семейной жизни, больше не устраивали Джинни.
— Нет, думаешь! — вдруг резко перебила его она. — Он предупредил меня. Ты что думаешь, я не хотела рассказать тебе? Но Цю запретил мне делать это.
— Понимаю. Между прочим, Цю — это его настоящее имя?
— Нет. — Джинни отвела глаза в сторону. — Конечно нет. Ты думаешь, я солгала тебе насчет своего девичьего имени. Он Ван, как и я.
— О, Джинни!..
— Как ты думаешь, что я чувствовала все эти годы? «Жизнь во лжи», так ты говоришь? Они сказали мне в самом начале: «Если ты хочешь уехать, если ты хочешь выйти за этого человека, ты ничего не должна говорить ему о своем прошлом. Ничего.» И я поклялась им в этом. Я поступила глупо?
— Нет, я не хочу сказать, что…
— Конечно, я поклялась! У меня есть брат, у меня есть сестра, они остались там. Я что, должна была принести их в жертву?
Они смотрели друг на друга, более далекие друг от друга, чем когда-либо.
— Ну почему ты не можешь понять? — жалобно простонала Джинни. — Ты прожил здесь всю жизнь, и тебе пора бы уже понять, что Дальний Восток — это не Англия с ее свободами, правами и законами, которые едины для всех.
— Да, я понимаю это.
— Разве ты не знаешь, как сильно я люблю тебя? — пробормотала она и сразу же пожалела об этом.
— А ты не знаешь того же самого про меня? — ответил он, ощущая себя таким же беспомощным, как и она.
Но прежде чем кто-то из них успел произнести хоть слово в свою защиту, они услышали тихий стук в другую дверь, выходившую в коридор, через который можно было попасть в зал, минуя приемную. Внезапно обрадовавшись тому, что их прервали, Саймон сказал:
— Войдите.
Дверь открылась, и вошел Джордж Форстер — главный бухгалтер и финансовый директор фирмы, невысокий, коренастый человек с лысиной, поделившей его густые волосы, словно тонзура.
— Привет, Джордж. Входи, садись.
— Спасибо, Саймон. Джинни… — обратился он к женщине.
Она запаковала платье для дочери. На ее лице безошибочно читалось желание побыть с Саймоном вдвоем, и Джордж вопросительно посмотрел на босса, ища подсказки. Прежде чем Саймон успел что-либо сказать, снова раздался телефонный звонок.
— Да… ясно, спасибо. Давайте запишем. — Саймон взглянул на Джорджа: — Утренние сводки по золоту.
Форстер встал позади него, так, чтобы видеть через плечо председателя Совета директоров, что тот записывает. Саймон фиксировал итоговую цену, на которой остановились торги и вопросительно поднял брови, глядя на Форстера, но тот только покачал головой.
— Ерунда, — заверил он, пока Саймон надевал колпачок на свою перьевую ручку. — Цена подскочила, но это Токио дергает, вот и все. Это не начало скачка. Забудь.
— Я все еще думаю, что мы могли бы лучше распорядиться теми деньгами за три месяца.
Форстер пожал плечами.
— Я переведу их в доллары. Сейчас это выглядит довольно перспективным.
— И все же это не решение проблемы. Что дала нам Корпорация прошлым вечером?
— Три и семь шестнадцатых ниже номинала.
— Негодяй. — Саймон выругался без злости, словно смирившись с тем фактом, что проблема не поддается решению.
— Мы всегда могли бы влиять. Только скажи.
— Нет. — Двое мужчин улыбнулись, но без всякого веселья. — Отец может просто удерживать наши суммы. Видит Бог, это как раз то, чем он занимается все последнее время.
Джинни наблюдала за ними из-под полуопущенных век, словно слегка презирая эти мальчишеские игры. За работой Саймон напоминал ей самого себя во время игры с сыном в теннис или во время обучения мальчика крикету. Мальчишеские игры, вот что это такое. С таким серьезным видом. И так по-детски.
Саймон взял со стола отпечатанный документ и перебросил его через стол Форстеру.
— Так что мы решим с этим проектом опреснительного завода, Джордж? Рид через минуту будет здесь, я должен дать ему какой-то ответ.
— А что решать? Скажи ему, что мы не можем позволить себе это. Против такого аргумента никто не поспорит, и к тому же это чистая правда.
— Но ведь мы можем взять кредит.
— Только не у Корпорации. Пока твой отец управляет Корпорацией и держит свой пакет акций…
— Он не даст нам кредит на строительство этого завода.
— Как и на любой другой масштабный и долгосрочный проект, выгодный Китаю.
— Короче говоря, нам не на что строить, если не принять предложение Цю и не обратиться в Советский Коммунальный.
— А ты это делать не хочешь…
— Поправка: меня никто даже не заподозрит в желании обращаться к ним. Но не путай одно с другим, Джордж. Я хочу взяться за этот проект, так хочу, как никогда не хотел. Это предприятие принесет общественную пользу и результаты могут оказаться очень интересны для нас. Важно лишь держать все это в секрете.
— Ох, Саймон… — Форстер забросил одну ногу на стол и скрестил руки на груди.
— О чем ты говоришь! Для начала, это ведь Гонконг, а не Цюрих. — Он указал рукой в дальний конец комнаты, где на маленьком столике стоял красный телефон. — Твой отец мог бы позвонить тебе по этой частной связи и пригласить тебя к себе в ложу на субботние скачки, и наши акции после обеда подпрыгнут на пять пунктов. Что в наше время можно сохранить в секрете?
— Ты сказал «для начала». А какие еще аргументы «против» ты можешь привести? Давай рассуждать от противного. Назови мне все причины, по которым я не могу взять кредит в СКБ, ибо будь я проклят, если я лично вижу хоть одну.
— Ладно… прежде всего в этом деле замешана КНР. А потом, репутация банка — у СКБ нет на счету ни одной крупной сделки. Похоже, он подмял под себя значительную часть операций Московского Народного, но мы все смотрим и ждем, что за этим последует. Не годится, чтобы люди видели, как «Д.Ю.» отправляется в постель с первым встречным. Особенно, если это новичок из Советского Союза.
Прежде чем Саймон успел ответить, телефон загудел снова.
— Пришел комиссар Рид, он хочет встретиться с вами, сэр, — доложила секретарша.
— Пусть войдет.
Рид вошел в помещение быстрой бесшумной походкой, как ни в чем не бывало, словно вечно испытывающий нехватку времени бизнесмен прибыл на встречу с другим занятым человеком. Будучи 173 см ростом, он двигался как-то неестественно, держа спину чрезвычайно прямо, но при этом стесняясь своего пивного животика и желая скрыть его. Тонкие песочные волосы не носили следов пробора и в беспорядке падали на лоб непослушными завитками. Рид выглядел намного старше, чем хотел казаться. Он, между прочим, был тщеславным человеком.