Хор продержался до марта 1917 года, и к этому моменту он доложил о большой вероятности провала военных усилий Росси по целому ряду причин и о вытекающем из этого недоверия к правительству. Еще до отъезда Хора, Григорий Распутин, влиятельный «монах» и фаворит императрицы, немки по происхождению, был убит ночью 29 декабря 1916 года группой во главе с князем Феликсом Юсуповым и, возможно, его другом и биографом Освальдом Рейнером, агентом британской разведки. Согласно одной истории, когда Распутин не умер после первых двух выстрелов, Рейнер выпустил в него последнюю и смертельную пулю. Убийство, которое не вызвало недовольства у британской разведки, стало только еще одним шагом на пути к предстоящей революции.
Шесть недель спустя царский режим пал в ходе Февральской революции 1917 года. Она началась 8 марта (по григорианскому календарю) с демонстраций в очередях за хлебом в Петрограде и быстро распространилась. Уже прошла серия забастовок, но когда полиция оказалась не в состоянии подавить мятежников, царь Николай II проигнорировал совет Бьюкенена: «Сломайте барьер, который отделяет вас от вашего народа, чтобы вернуть себе их доверие», и приказал армии навести порядок. Многие из военных более низких чинов проявили нелояльность, и 13 марта царь отрекся от престола.
За отречением царя последовал приход к власти Временного правительства, возглавляемого сначала князем Георгием Львовым, а затем адвокатом Александром Керенским. Последняя попытка русских перейти в стратегическое наступление закончилась неудачей в июле 1917 года, и после этого генерал Лавр Корнилов стал главнокомандующим. Как раз тогда преемник Хэнбери-Уильямса, генерал сэр Чарльз Бартер, похоже, дал свое благословение неудавшемуся путчу Корнилова, который не нашел с Керенским общего языка. Попытка путча провалилась. Немногие из армейских командиров присоединились к призыву к оружию, хотя среди присоединившихся была британская рота броневиков во главе с Оливером Локер-Лэмпсоном. К тому времени немцы уже позволили Владимиру Ильичу Ленину вернуться в запломбированном железнодорожном вагоне в Россию из Цюриха, где он находился с начала войны.
А в это время, как столь часто бывало, разные британские разведслужбы действовали в совершенно противоположных направлениях. Сэр Чарльз Бартер продолжал интриговать против Керенского, а Камминг, наоборот, активно поддерживал его. Уильям Уайзмен, о котором в последний раз слышали в связи с «телеграммой Циммермана», занялся вербовкой Сомерсета Моэма, о котором в последний раз слышали во время его шпионской деятельности в Швейцарии, чтобы тот отправился в Россию и попытался убедить Керенского не выводить Россию из войны.
Было ли это из-за выделенных ему 150 000 долларов из средств британского министерства иностранных дел и американских капиталовложений или из-за желания сделать любезность старому другу, но Моэм согласился. Моэма, по крайней мере, представили Керенскому через бывшую любовницу, Сашу Кропоткина, дочь эмигрировавшего князя-анархиста Петра Кропоткина. Моэм позже писал, что встретился с Керенским на квартире Саши, где этот человек увещевал его в течение многих часов подряд, как будто на митинге. По оценке Моэма – но что он действительно знал об этих делах? – Уайзмену, чтобы провести запланированную им программу тайных операций и пропаганды, нужно будет выложить 500 000 долларов в год. Следовало также создать секретные организация для «разоблачения… немецких заговоров и пропаганды в России». Уайзмен отнесся к предложениям серьезно, но 31 октября Керенский вручил Моэму срочное сообщение для передачи премьер-министру Дэвиду Ллойд Джорджу с просьбой о пушках и другом оружии. Той же ночью Моэм уехал из России.
Встреча Моэма с Ллойд Джорджем была достаточно сердечной. Премьер-министр даже спрашивал Моэма об его пьесах, но когда речь зашла о содержании послании Керенского, то встреча резко оборвалась. Ллойд Джордж поручил Моэму сказать Керенскому, что выполнение его просьб просто невозможно, и после этого уехал на заседание кабинета. Керенский продержался после этого еще несколько дней, пока 7 ноября не был свергнут большевистской революцией, и сбежал во Францию. Уайзмен, очевидно, был в достаточной степени доволен работой Моэма, чтобы предложить ему другое назначение, на сей раз в Румынии, но драматург уже заболел туберкулезом и провел последующие месяцы в санатории в Шотландии.