Николай Хохлов, сотрудник КГБ, который был направлен в 1953 году в Западную Германию с целью убийства лидера НТС, не выдержал мук совести и предупредил свою жертву. После этого он намеревался вернуться в Москву и доложить, что его миссия не увенчалась успехом. Однако его потенциальная жертва проинформировала американскую разведку, и та решила вынудить Хохлова к измене. Позже Хохлов рассказывал: "Я совершенно не знал, что происходит. Между тем американцы организовали пресс-конференцию и объявили о том, что я перебежал на их сторону. Они публично потребовали, чтобы моей жене и ребенку позволили приехать ко мне на Запад... Моя семья тут же исчезла. С тех пор я о ней ничего не слышал"(46).
Эти трагедии дают возможность порассуждать о человеческих характерах. Ведь трагедии часто являлись результатом действий людей, одержимых благородными идеями, иногда глубоко верующих в Бога и стремящихся к добрым и благородным целям. В работе разведчика, бесспорно, присутствует элемент самообмана. Нормальные люди изменяются, трансформируют свои взгляды в свете новой для них информации, приспосабливаются к новой ситуации. Сотрудник разведки должен оставаться непоколебимым в тех идеях, которые заставили его обратиться именно к этому роду деятельности. Даже маленькая трещина в идеологических мотивациях может привести его к полному краху.
Конечно, он получает сильную поддержку. В ЦРУ и СИС нет недостатка в высокопарных дискуссиях о том, каким образом разведслужбы могут спасти мир от коммунистической
[433]
агрессии. В КГБ тоже не устают повторять, что его сотрудники служат щитом и мечом, защищая свою страну в условиях капиталистического окружения. Но к каждому сотруднику разведки в конечном итоге приходит расплата. "Невозможно сохранить свою человеческую цельность, если тебе всю жизнь приходилось подкупать людей, убеждать их совершить предательство, изменить делу, которому они служат, а иногда и своей семье. Не имеет значения, какими идеями ты при этом руководствуешься, - говорил Джон Стокуэлл. - Невозможно прослужить всю жизнь, полностью выключив свою совесть"(47).
Некоторые сотрудники пытаются убедить себя, что их деятельность имеет полное моральное оправдание. Джон Маклин утверждал, что шпионаж необходим, хотя так же неприятен, как чистка уборной. Другие утверждают, что в нашем несовершенном мире государство обязано сохранить себя и эта цель оправдывает любые средства. Сотрудник ЦРУ Майкл Дж. Бэррет высказал мысль о том, что работники разведки с каждой из сторон морально правы в своих действиях и, защищая интересы соответствующих стран, они поступают в соответствии с правилами чести(48). Дик Уайт, бывший руководитель СИС, предупреждал, что разведчики могут работать только в условиях морального климата, господствующего в их время, и общество не будет терпеть такую разведслужбу, которая своими действиями нарушает этот климат. Американцы также признавали, что при ведении разведывательных действий могут проявляться некоторые крайности. "В конечном итоге остается одна морально-этическая проблема фундаментального характера, - говорит Роджер Хилсмен из Колумбийского университета, - не могут ли те средства, которые мы используем, настолько подорвать систему наших ценностей, что общество, в котором мы живем, изменится так же, как если бы оно подверглось завоеванию со стороны противника"(49).
Все рассуждения о моральной стороне шпионской деятельности не имеют значения, когда, по существу, в шпионаже вообще нет необходимости. Возможно, имеются случаи, когда он оправдан во время войны, но и тогда, как мы видели, успехи разведки вовсе не были однозначными. Как заметил Дэвид Кан, автор книги "Пятнадцать решающих битв: от Марафона до Ватерлоо", всего лишь одна победа явилась результатом успеха разведки. Решающие битвы со времени выхода этой книги в 1851 году не много добавили к такой оценке. Но есть ли вообще оправдание для существования дорогостоящих и, по существу, неконтролируемых разведывательных ведомств в мирное время?
[434]
Мы уже видели, как разведывательные службы ухитряются доказать, что у них не бывает провалов. Спецслужбы стараются прекратить любую дискуссию по поводу их успехов и неудач, утверждая, что порой весьма сложно отличить одно от другого.
Например, если разведка вдруг доносит о возможности неожиданного нападения и объект возможного нападения успевает заблаговременно подготовиться, агрессор, понимая, что эффект неожиданности утрачен, может отменить операцию. Таким образом, правильное предупреждение разведслужбы оказывается ложным.
В ходу также и другие рассуждения. "Нам удалось добиться невероятных успехов, но мы не имеем права их обнародовать. Ведь мы, в конце концов, действуем в мире тайн". Далее: "Мы, бесспорно, смогли бы представить важнейшие сведения, если бы наши фонды не были так урезаны. Провал был не результатом разведывательной работы, а следствием недальновидной политики правительства". Или: "Мы можем и заблуждаться, но ошибка лежит не в фазе сбора информации, а в фазе анализа. Если желаете, мы можем вам показать наши досье, в которых содержатся правильные сведения". ЦРУ постоянно готово прибегнуть именно к последнему объяснению. Со времени катастрофы в Иране оно всегда готовит анализ, содержащий точку зрения, расходящуюся с основной оценкой. СИС расширила тот круг, из которого вербуются ее кадры, стараясь, чтобы в организации имелись люди, не выражающие точку зрения истеблишмента. В 1985 году впервые на службу в СИС был принят член движения "Кампания за ядерное разоружение".
Избавленные от контроля, которому подвергаются другие правительственные организации с целью проверки эффективности их деятельности, разведслужбы смогли обеспечить свой непрерывный рост в течение большей части текущего столетия. Правительствам теперь неведомо, во сколько им обходится содержание разведслужб и сколько человек там работает. Спецслужбы сопротивляются всякому контролю со стороны правительств. Джордж Янг, бывший заместитель директора ЦРУ, говорил, что некоторые политики просто не ведали того, чем им надлежало заниматься. "В проведении операций я руководствовался своими решениями и сообщал о них позже"(50). В Никарагуа ЦРУ продемонстрировало то, как оно сначала действовало и лишь потом информировало комитеты конгресса, наблюдающие за его деятельностью.