Разведданные, касающиеся вторжения Аргентины на Фолклендские (Мальвинские) острова, поступали в изобилии. АНБ и ШПС прочитывали аргентинские военные и дипломатические сводки, орбиты двух американских разведывательных спутников ежедневно проходили над побережьем Аргентины (небо над портами было безоблачным, и аргентинский флот вторжения оказался сфотографированным), спутники-шпионы американских ВМС перехватывали все сообщения, сделанные при помощи электронных средств связи, и, наконец, самолет-разведчик совершал постоянные облеты региона(31). Несмотря на всю эту активность, по словам Джеймса Шлесинджера, лучшим источником информации о намерениях Аргентины оказалась «Пренса» – ведущая газета страны. 28 января 1982 года на её первой полосе было заявлено: «Полагают, что в том случае, если последующая попытка Аргентины добиться соглашения с Лондоном путем переговоров потерпит провал, Буэнос-Айрес захватит острова при помощи силы уже в текущем году»[64].
Почему же дело пошло не так, как надо? Фолкленды продемонстрировали полный провал в сфере интерпретации полученных сведении. Объединенный комитет по разведке верил в то, во что хотел верить, – Аргентина блефует. Несмотря на то что отделения СИС на местах информировали о настроениях, царивших среди аргентинских лидеров, не принимая во внимание данные, полученные в результате перехватов по всем каналам связи, а также сообщения из английского посольства, подтверждавшие чувства, высказанные газетой «Пренса», Объединенный комитет решил, что вторжение отнюдь не неизбежно и даже маловероятно. В то время, когда аргентинские морские пехотинцы высаживались на побережье с целью оккупации Фолклендов, члены британского Кабинета министров безмятежно почивали.
Некоторые потребители продукции электронного шпионажа пытались найти пути повышения её качества. По сложившейся практике любое ведомство, занимающееся разведкой, обращалось в Совет по разведке США с заявкой на получение необходимой информации. После искомого одобрения со стороны Совета директор ЦРУ обращался в АНБ с просьбой выполнить заявку. Этот метод иногда приводил к существенному дублированию работы, так как ведомства, получив желанную информацию, не хотели делиться ею с другими учреждениями.
Чтобы избавиться от этого недостатка, руководители различных разведывательных служб согласились упорядочить метод представления своих запросов. В начале 80-х было решено, что «все разведывательное сообщество будет формировать пакет своих потребностей» и представлять его в АНБ для исполнения. Это означало, что спутники, так же как и наземные станции, должны ориентироваться на самые разнообразные цели: фотографировать советские самолеты для ВВС США, подслушивать переговоры между частными летательными аппаратами для Бюро по борьбе с наркотиками, прослушивать латиноамериканские банки, чтобы узнать для Министерства финансов, намерены ли страны Южной Америки выплачивать свои долги.
Эта практика привела к тактике «пылесоса», то есть обработке всего спектра электромагнитных волн в расчете на то, что для любой полученной информации отыщется адресат. Некоторые потребители начали жаловаться на существенное снижение качества информации и на то, что они стали получать ценной информации значительно меньше, чем получали ранее. Это была одна из тем, обсуждавшихся в 1984 году на конференции в Колорадо-Спрингс. Разведка ВВС, в частности, жаловалась, что обеспечение её данными стало хуже, так как она не всегда получает от АНБ то, что требуется. Один из офицеров ВВС привел такой пример. Предполагалось, что на границе с Китаем СССР держит 60 дивизий. ВВС обращались с просьбой к АНБ произвести фотографирование этих дивизий. Успеха в этом деле добиться не удалось. Тогда была высказана просьба измерить объем потока радиокоммуникаций и провести их анализ. АНБ либо не сумела их обнаружить, либо оказалась неспособной вычленить из общего потока. Единственным указанием на то, что там вообще были русские, явились радиоперехваты, устанавливающие порядок службы на текущий день. Вне всякого сомнения, такие сообщения без труда могли быть фальсифицированы.
Проблема АНБ состояла в том, чтобы из всего объема собранной информации выудить самые необходимые данные и направить их в нужный адрес. Бесспорно, важнейшие сведения (например, подготовка русскими своих баллистических ракет к запуску) мгновенно станут известны тем, кому надо, однако менее важные данные, но имеющие для кого-то первостепенное значение, весьма сложно распознать и вычленить из общего потока.
Эдвард Дж. Эпштейн, председательствовавший в одной из секций на конференции, был поражен общим отношением к делу со стороны ряда сотрудников АНБ. «Их вовсе не интересует разведка. Их не волнует Советский Союз. Они совершенно равнодушны к коммунизму. Это вовсе не солдаты «холодной войны», это системные аналитики, технократы, бюрократы. В совокупности они отлично вписываются в четко работающую бюрократическую организацию»(32).
Часто приходится слышать, что эти бюрократы, холодно решающие проблемы глобального подслушивания, никогда не смогут заменить обычного шпиона, который, несмотря на все собственные недостатки, руководствуется в своей деятельности человеческими эмоциями. Электронная разведка не владеет двумя самыми древними искусствами в области шпионажа: умением украсть и умением провести диверсию. США потратили на технические средства разведки суммы в семь раз большие, чем на сбор информации с использованием человеческого фактора. Разведчик, который сумел проникнуть во вражеское посольство и незаметно покинуть его, сфотографировав книгу кодов, стоит двух компьютеров, а тот, который смог завербовать шифровальщика, – десяти.
Нет, время Джеймса Бонда ещё не кончилось. В 80-х годах нашего века Бонд и его коллеги в Вашингтоне, Лондоне, Москве и других местах вполне процветают. Стороннему наблюдателю может показаться, что рост разведывательных учреждений уже вырвался из-под контроля, однако сотрудники разведок и руководители их ведомств думают по-иному. Они изыскивают все новые и новые пути интенсифицировать свою деятельность. Их очередное наступление развернулось на экономическом фронте. В полицентристском, но экономически взаимосвязанном мире разведданные по вопросам торговли, цен и тарифов, финансовых соглашений, положения валют, цен на нефть, картелей и отношения к ним правительств стали так же важны (а некоторые считают, что даже более важны), как разведданные военного характера. Отрицательные последствия тайных операций ЦРУ в странах «третьего мира» приобретают новый аспект. Дестабилизация той или иной страны может угрожать мировой экономической системе в целом, и особенно в сфере погашения международной задолженности, ударяя таким образом по интересам США(33).
Развитие экономической разведки значительно расширяет сферу деятельности разведывательных служб. И здесь Советский Союз остается приоритетной целью западных разведок. Но в мире вряд ли сыщется хоть одна страна, которая сумела избежать их внимания. Совершенно бесспорно, что западные союзники шпионят друг за другом. В наше время не осталось дружественных разведок, сохранились лишь дружественные страны. Франция, к примеру, шпионит за Германией, так как опасается, что движение «зеленых» оттуда перекинется во Францию и начнет кампанию против французских ядерных испытаний. Она шпионит за Англией и США, наблюдая за антиядерным движением «Гринпис». Когда сотрудники французской разведки взорвали в 1985 году в Новой Зеландии судно «Рейнбоу уорриор», принадлежащее этому движению, тщательно спланированная операция должна была бросить тень на СИС.
Западные немцы шпионят за восточными, и наоборот. Дело поставлено настолько широко, что обмен захваченными друг у друга агентами превратился в почти заурядную процедуру. Восточногерманский адвокат Вольфганг Фогель, организующий обмены, обеспечил себе этим делом безбедное существование. По оценке ЦРУ, в ФРГ находится 30 тыс. восточногерманских агентов.
64
Нельзя сказать, что АНБ и ШПС оказались бесполезны, когда начались бои. ШПС, в частности, в конце 70-х годов изменил политику, перенеся центр тяжести в своей работе на сбор тактической, а не стратегической информации. Как оказалось, это изменение смогло принести огромную пользу английским частям во время Фолклендской кампании