Сегодня наконец пришел ее черед.
На дисплее светились цифры обратного отсчета: 102 минуты 33 секунды. И все. Я взял микрофон и попытался обратиться к компьютеру как обычно. Доступ был закрыт. Я напряг мозги, вспомнил команду, которой официально пользовались сотрудники СМТ, имея дело с моделями «Сердолика», и нажал на несколько кнопок.
Есть! На экране показалась надпись с назначением машины и список директорий, хотя файлы по-прежнему остались закрытыми. Я, нахмурясь, изучал информацию, Мэт заглядывала мне через плечо. Доктор Воритак пересел на другое место и, не обращая па нас внимания, читал магнитную пластинку и время от времени что-то говорил в наручный коммуникатор. Бывшая (а возможно, и будущая) Эмили Блэйк Кенигсберг прислонилась к дверному косяку, полуприкрыв ярко-синие нечеловеческие глаза и прижав ко рту четырехпалую ладошку. Возможно, она молилась.
Если и так, небеса ее не слышали.
— Что ж, — сказал я наконец, — процитируем очень старое клише: у нас есть хорошая новость и плохая. Хорошая новость — то, что никакой бомбы нет.
Кенигсберг открыла глаза и радостно вскрикнула. Воритак только посмотрел на меня с непроницаемым выражением лица.
— Плохая новость — у нас есть кое-что похуже бомбы.
Если я правильно понял, эта штука — не что иное, как установка для ликвидации лаборатории под названием «фотонная камуфлетная система». Когда наступит срок, бесчисленные модули, вмонтированные по всей пещере, залпом выпустят фотохимические заряды, которые расплавят или же испарят все, что находится в пещере. Камуфлетной она называется потому, что окружающие скалы почти не пострадают. И фабрика «Мускат» тоже. На поверхности не будет ни землетрясения, ни обвалов. Все следы пребывания халуков будут аккуратно стерты — и мы вместе с ними.
— Ты можешь ее остановить? — спросила Мэт.
— Я видел подобную установку только раз в жизни. Это было давно, я работал тогда оперативником и только начинал свою карьеру в СМТ. Мы обыскивали подпольное хранилище контрабанды на Почке-5 в Руке Ориона, которое принадлежало тайному филиалу «Сердолика». Концерн подозревали в незаконной продаже высокотехнологичного оборудования Йтатской империи. У нас в команде была классная хакерша, но ей так и не удалось обезвредить камуфлетные модули или остановить отсчет. Мы оттуда просто сбежали.
— Значит, ты тоже не сможешь дезактивировать систему? — спросила Мэт.
— Ага, — просто ответил я.
— Я боялся, что фатальный конец неизбежен, — сказал с помощью «переводчика» Доктор Воритак. Он встал со стула и показал рукой на дверь. — Давайте уйдем отсюда. Моя персона не желала заражать пессимизмом ученого Милик, и поэтому я согласился с тем, чтобы она освободила вас. Возможно, теперь вы захотите продумать, каким образом провести оставшееся до гибели время. Моя персона только что созвала всех в главную пещеру, примыкающую к генно-инженерному комплексу. После того как я проинформирую их о положении дел, администратор Ру Локинак введет нас в ритуальную медитацию и усыпит навечно, поскольку Помазанного Старейшины среди нас нет. Возможно, вы, люди, тоже захотите принять участие?
— Благодарю, но мы пока не готовы умирать.
Я был рад, что «переводчик» лишит мою реплику саркастических ноток. Похоже, Воритак действительно предложил нам это из лучших побуждений.
Я повернулся к Кенигсберг:
— Вы говорили, шахта лифта и туннель, ведущий к следующей лаборатории, замурованы. Каким образом?
— Люди Элгара обвалили скалу из «харвеев», засыпав вход тысячами тонн обломков.
— Насколько я понимаю, у халукских охранников нет тяжелого фотонного оружия?
— Нет. Его разрешалось носить только людям. Наши охранники вооружены парализаторами.
— Бластеры и другое оружие хранились в шкафу, в соседней комнате, — пояснил Воритак. — Как видите, шкаф ныне пуст. У наших инженеров есть только небольшие лучевики для ремонта, но чтобы пробраться с их помощью через завалы, потребуется много часов.
Значит, это тоже не выход. Впрочем, я не очень-то надеялся.
— Какой генератор образовывает зонт над генно-инженерным комплексом?
Воритак поднял руку с переговорным устройством.
— Моя персона спросит у знающей персоны.
Он что-то пробормотал. В ответ послышался поток непонятных слов.
— Инженер Тил Иминик говорит, что на аппарате стоит знак «Шелток УФ-90».
Опять прокол. Этот генератор был слишком слабым, чтобы его защитное поле спасло нас от лучей, даже если мы сумеем превратить зонт в купол. У меня осталась последняя идея.
— Кто-нибудь из вас знает, куда ведет туннель, соединяющий лабораторию с другим центром? Случайно не на юг?
— Понятия не имею, — покачала головой Эмили Кенигсберг.
— Моя персона уверена, — сказал Воритак, — что туннель ведет на северо-восток.
— Что вы сделали с поясом и ранцем, который ваши санитары изъяли у меня?
— Скорее всего они все еще лежат в больнице, на подносе для нестерильных материалов. Моя персона забыла сказать лаборантам-чешуйникам, чтобы они выбросили ваши вещи.
А поскольку они не очень сообразительны, по собственной инициативе они этого сделать не могли.
— Отлично! Эмили, сколько нужно времени, чтобы вызволить мою сестру Еву из дистатического резервуара?
Резкая перемена темы привела ученого в замешательство — как, должно быть, и то, что я назвал ее человеческим именем.
— Думаю, минут тридцать, — неуверенно ответила она. — Нам… Нам надо отключить аппаратуру, проверить состояние жизненно важных органов и ввести необходимые лекарства.
Но к чему это? Дайте бедной женщине умереть спокойно.
Я проигнорировал ее вопрос, хотя он был задан по делу.
— В каком состоянии будет Ева, когда вы ее извлечете?
Она будет в сознании? Ходить сможет?
— В лучшем случае — в полубессознательном состоянии.
Возможно, она вас узнает. Однако первые несколько часов, пока не восстановится естественный метаболический процесс, она будет очень слаба. Ходить точно не сможет. А ее иммунная система нормализуется только через несколько дней. К сожалению, у нас нет медицинских браслетов.
— Вы с Воритаком вытащите Еву из цистерны. Мэт, дай им свой защитный костюм. Пускай они оденут в него Еву. По крайней мере она сможет дышать отфильтрованным воздухом, и ей будет там сухо и тепло.
— Но зачем все это? — спросила Мэт.
— Затем, что мы попробуем бежать. — Я сжал в руке парализатор «алленби» на случай, если кое-кто из халукских охранников еще не погрузился в ритуальное созерцание своей кончины. — Мы с тобой пойдем в больницу. Надо достать карту подземелья. Она у меня в поясной сумке.
— И что нам это даст? — спросила Мэт.
— Помнишь обглоданного яйцевидного, которого нашел Боб? Он еще называл его бедным Халуриком? Этот халук шел отсюда — но не по туннелю, соединяющему лабораторию с другим «Мускатом», поскольку тот ведет в другом направлении. А значит, здесь должен быть еще один туннель. Давай его поищем.
Эмили Кенигсберг предложила мне свой наручный коммутатор.
— Возьмите. Чтобы связаться с Воритаком, нажмите на черную кнопку. Кроме того, я ввела в него обратный отсчет.
Мы разошлись в разные стороны.
Осталось 86 минут и 44 секунды.
Самая большая проблема заключалась в том, что изображения на карте ограничивались стометровой глубиной.
Пол главной лаборатории находился на восемьдесят метров ниже, и поэтому на распечатке его не было. Однако верхняя часть пещеры, обозначенная массой запутанных линий, на карте была (что, собственно, и помогло мне обнаружить подземный центр), и от нее отходил нещадно петлявший туннель, ведущий к Рассольной Рытвине. Я окрестил его Рассольным Проходом, надеясь, что именно он выведет нас на свободу.