Колька очень быстро ощутил, что есть еще одна – очень насущная – потребность, которую нужно удовлетворить немедленно. Или он просто лопнет. Колька дунул из их убежища.
Что интересно, пока он делал свои дела – успел заметить, что солнце и в самом деле клонится к горизонту. Подходил к концу второй из четырнадцати отпущенных ему на поиски и спасение Зорины дней. Ну что же, неплохой счет.
"Эй, постой, – окликнул себя Колька, – ты, что собираешься дальше дурака валять?! Нет, хватит, найдешь этот меч – и нах хаузе, домой!
Застегивая джинсы и зевая, он вернулся к камням, возле которых так же зевал, но глядя на небо Алесдейр. Он снова завернулся в плед.
– Пока совсем не стемнеет – будем на месте, – пообещал шотландец. На голодный желудок, конечно, не ходьба… у тебя денег нет совсем?
Колька честно покопался в карманах джинсов и ковбойки – и к собственному удивлению выудил десятирублевую монетку. Во времена Кольки это были две буханки хлеба – или банка не очень хороших консервов, но Алесдейр обратил внимание не на номинал, а на размер и вес:
– Хорошая, большая, – одобрил он, вертя монетку в пальцах. – Легкая, правда… Порченая, что ли? – он провел по золотистому ободку с краю. – Точно, медь с серебром… Это что? – он прищелкнул по цифре 10.
– Копье и щит, – стараясь сохранить серьезность, ответил Колька. Алесдейр кивнул:
– А, точно… А это кто? – он указал на улыбающегося Гагарина в шлеме на оборотной стороне монеты.
– Святой Юрий, – так же серьезно пояснил Колька. – А вот тут написано арабскими цифрами 2001 – стольких врагов в одном из сражений с его помощью сразила рать нашего князя.
– А-а… – уважительно протянул Алесдейр и перекрестился. – Какие ровные края… Ты ее спрячь подальше, поедим, когда дойдем…
…Дождь прекратился. Появившаяся невесть откуда тропинка вилась с холма в лощину и обратно, перескакивала по мосткам ручейки и речушки, ныряла в рощицы. Небо очистилось, выглянули звезды, но все равно темнота привыкшему к царству электрического света Кольке казалась сплошной.
– Ну, почти дошли, – вздохнул вдруг Алесдейр, когда они поднялись на черте-какой по счету холм. – Смотри, Ник, вон он – бург.
Горстка огней трепетала где-то впереди и слева – расстояние определить не получалось даже на глаз, ночью все огни кажутся ближе. Выше этой жалкой кучки рисовался на холме силуэт небольшой крепости, опоясанной пятнышками факелов по стенам.
– Э, э! – Колька ухватил Алесдейра за руку. – Тормози, мы что – так туда и попремся?!
– Да, а что? – не понял Алесдейр.
– Там же враги!
– Враги не в бурге, – терпеливо объяснил шотландский мальчишка. – А селение наше, шотландское.
– А какой клан там живет? – подозрительно поинтересовался Колька. – Не твои кровные враги?
– Да никакой клан не живет, – отмахнулся Алесдейр. – Сброд всякий… На месте бурга была крепость Брюсов, их цвет красно-черный. С теми мы правда враждовали, но я не знаю, остался тут кто-нибудь из них, или англичане всех перерезали… Ходят, правда, слухи, что старый Брюс продался им, только я точно не знаю и этого.
– Из-за чего враждовали? – полюбопытствовал Колька. Алесдейр неопределенно помотал рукой воздухе:
– Из-за скота и девок, – коротко ответил он. – Пошли, что ли поедим наконец!
Они сошли с холма, и через десять – по чесам Кольки – минут тропинка влилась в дорогу, еще не вполне пустынную даже в столь поздний час. По ней тут и там шли люди, направляясь, все как один к огонькам бурга. Среди путников были и шотландцы и англичане, никто не вцеплялся друг другу в глотки, вот только мальчишка отметил, что по-прежнему понимает речь шотландцев так, словно они говорят на русском, а англичан – нет. "Может, – осенило Кольку, – это как бы знак, от кого мне можно ждать помощи, а кого нужно опасаться?"
Впрочем, эти англичане не выглядели опасными – усталые малоразговорчивые люди, почти все – с заплечными мешками, многие – с ножами на поясах и даже луками за плечами. Проскочила группа конных – при оружии, они рысью ехали по середине дороги.
– Сержанты из бурга, – сказал Алесдейр.
– Не те, что сожгли твое селение? – уточнил Колька. Шотландец удивился:
– При чем тут они? Я же сказал – это сержанты, гарнизон, они служат английскому королю, – на обочину полетел плевок. – А там были люди какого-то из пограничных баронов – лучники и валлийские копейщики. Ты видел у рыцаря золотые кресты на белом? Это кто-то из Харди. Я только молюсь, чтобы они не оказались там, куда мы идем.
– Ты же сам сказал, – напомнил Колька, – что они в бурге!
– Верно, – подтвердил Алесдейр, – но мы-то идем не в бург, а в селение. Чего ради им шататься ночью по улицам?
…В этом самом селении, ради которого они сегодня столько оттопали, было грязно и здорово воняло – неопределенной, но противной и густой вонью. Возле сложенных из плит камня и крытых зеленым дерном домов чадили и потрескивали здоровенные факелы, слышались многочисленные звуки, издаваемые скотом и людьми За одной из стен плакал ребенок, под ногами чавкала грязь, и Колька заставил себя не думать, из чего она состоит – к горлу подкатывала тошнота. Алесдейр тоже морщился, потом вздохнул.
– Не люблю я таких мест… Воняет и грязно. Но что теперь делать!
Навстречу снова пошли сержанты – в широких плашах они были похожи на невиданных ночных птиц, факела, которые покачивались в руках, бросали багровые отблески на оружие и доспехи. Колька понял, что селение больше, чем казалось с холмов, просто огню горели только возле домов вдоль "главной улицы", а окраины тонули в темноте. От запахов, неверного полусвета, света и неопределенности накатила тоска и даже захотелось заплакать. Но это было бы, конечно, глупо и стыдно, поэтому Колька проглотил острый комой и деловито осведомился:
– Так куда мы идем?
– Тут есть постоялый двор, – у Алесдейра был усталый голос, – поедим и заночуем.
Постоялый двор, так постоялый двор, подумал Колька. Только бы поскорее придти.
Мальчишки перешагнули через нескольких человек, которые, завернувшись в какие-то лохмотья, спали прямо на обочине, вытянув ноги на дорогу. Справа покачивался светильник – не факел – выхватил из темноты тяжелую деревянную вывеску с изображением пляшущего человека с волынкой. Щеки плясуна были страшно раздуты, глаза выпучены.
– "Пляшущий волынщик", нам сюда, – указал Алесдейр.
Как раз перед мальчишками тяжелая дверь постоялого двора с визгом открылась, и наружу вывалились четверо или пятеро человек. Точнее понять было невозможно – они ожесточенно и молча тузили друг друга, а какая-то женщина, бегая вокруг, подбадривала их визгливыми пронзительными криками по-английски. Вся компания повалилась в канаву, но не перестала драться, женщина же, обрадовано вскрикнув, нагнулась, подобрав юбку, и начала быстро подхватывать с грязной земли рассыпавшиеся у кого-то из драчунов монеты. Рослый лучник, проходивший мимо, отвесил ей пинка и буркнул знакомое Кольке по фильмам ругательство. Мальчишка поежился – ему расхотелось внутрь. Но не признаваться же было Алесдейру, который распахнул дверь и первым вошел внутрь…
…В большой низкой комнате пахло множеством людей, дымом и горелым жиром, стояли гул голосов, чад от очага, на котором жарилось мясо и кипели котлы. Было душно и жарко – под самым потолком комнату опоясывал балкон, на который вели две лестницы, и по краю этого балкона чадили и брызгались смолой штук двадцать факелов. За широкими столами на низких скамьях сидели множество людей – они ели что-то из глиняных мисок, пили какой-то напиток из деревянных кружек, орали песни, разговаривали, играли в кости и обнимались с женщинами. Тут были и англичане, и шотландцы; и военные, и гражданские, хотя последнее зачастую трудно оказалось разобрать, потому что при оружии были все.
На вошедших мальчишек никто не обратил внимания, кроме заросшего усами, бородищей и волосами хозяина в кожаном переднике – засунув большие пальцы рук за широченный кожаный пояс, он стоял возле очага с видом "нового русского" – казалось, на его лбу написано: "Жизнь удалась!" Тем не менее, он вполне предупредительно поспешил навстречу ребятам и, слегка поклонившись, поинтересовался: