И в самом деле, копытца на задних ножках Шпунтика оставались нормальными, но загнутые внутрь жесткие роговые части на передних ножках отпали, и теперь кончики стали еще более округлыми, похожими на подушечки собачьих лап. Очевидно, именно благодаря этому он теперь еще крепче держался на ногах, и, когда весь выводок играл в пятнашки и поросята гонялись друг за другом по гладкому, чисто вымытому бетонному полу наружного коридора после уборки, произведенной свинарем, именно Шпунтик удерживался на ногах, в то время как более сильные сестры и братья часто поскальзывались и валились набок.
Миссис Барлилав хотела было обидеться на это (слишком личное!) замечание, но вовремя поняла, что сделано оно с самыми добрыми намерениями. А мнения соседок ей были крайне необходимы.
— Да, он подрос. И ножки изменились, — подтвердила она. — Говоря по правде, соседушки, я бы страшно рада была слышать, что вы про это думаете. Может, вам покажется, будто я рехнулась, но мне нет-нет да и придет на ум, будто он… — Она замолчала и огляделась, желая убедиться, что Шпунтик не слышит, но он вместе с остальными убежал внутрь стойла, где они затеяли свалку на соломе, поэтому она продолжала: — Ну, какой-то особенный.
— Особенный? — переспросила миссис Суиллер.
— Да, будто для чего-то… предназначенный.
— Предназначенный? — не поняла миссис Гобблспад.
— Я вот что хочу сказать, — продолжала миссис Барлилав. — Ведь его забрали, так?
— Само собой, — отозвались соседки.
— А он возьми и вернись.
— Святая правда.
— Ну так разве это… не что-то особенное?
Обе мамаши энергично закивали в знак согласия, и большие висячие уши захлопали по их толстым физиономиям.
— А что скажете про передние ноги? — продолжала миссис Барлилав.
— Не такие, как у всех, — отозвалась миссис Суиллер.
— Чудные, — проговорила миссис Гобблспад.
— Стало быть, особенные? — настаивала миссис Барлилав.
Наступило молчание.
— Думаете, ноги особенные… для чего-то предназначенные? — с сомнением проговорили соседки.
Теперь кивнуть пришла очередь миссис Барлилав. Опять последовало молчание. Соседки с некоторой тревогой переглянулись над ее головой. Обеим одновременно пришло на ум, что дело слишком далеко заходит. От любви к сыночку у их приятельницы появились какие-то фантазии. Ноги особенные, потому что предназначенные… Нет, нет, это уже чересчур.
— Право же, дорогуша… не совсем так, — ласково произнесла миссис Гобблспад. — В смысле, у него передние ножки, конечно, не такие, как у других поросят, но…
— Миссис Гобблспад хочет сказать, — успокаи вающе добавила миссис Суиллер, — не тревожьте вы себя так из-за ножек малыша. Я-то лично не думаю, чтоб они ему стали помехой, может, даже наоборот, но уж чтоб они специально ему были даны… Нет, это так же невероятно, как то, что…
— … свиньи могут летать![1] — закончила миссис Гобблспад.
В тот момент, когда миссис Суиллер засмеялась, Шпунтик Собачья Лапа появился из глубины стойла. Как это часто бывает с детьми, у него тут же возникло подозрение, что взрослые говорят о нем. Правда, он успел услыхать только последние три слова. Но поскольку мама и приятельницы замолчали при его появлении, это убедило поросенка, что он прав.
— Доброе утро, тетушка Суиллер, доброе утро, тетушка Гобблспад, — сказал он вежливо и сразу добавил: — А нельзя мне молочка, мама, — быстренько, пока остальные не подошли?
Прерванная таким образом беседа подруг оборвалась, соседки опустились вниз, а миссис Барлилав торопливо улеглась, желая угодить своему баловню.
Поглощая молоко, Шпунтик в то же время напряженно думал. «Свиньи могут летать, — думал он. — Они ведь определенно говорили обо мне, значит, я могу летать». Тут наконец примчались и остальные поросята; его толкали, царапали копытцами и топтали, но он крепко держался, пока не наелся, после чего выбрался из толпы и устроился на громадном упругом, как резиновая подушка, материнском боку.
Он поглядел на свои чудные ноги, из-за которых окружающие дразнили его. Он, правда, не обращал на это внимания, поскольку радовался, что остался жив. Он поглядел вверх на голубое небо. Над хлевом как раз с шумом вспорхнул воробей, выше, над двором, пронеслась стая скворцов. Еще выше делали ровные круги ласточки, гоняясь за роями мошек, а выше всех, так высоко, что его детские глазки едва могли разглядеть их, носились, как черные полумесяцы, стрижи и пронзительно кричали, наслаждаясь полетом.
«И я могу летать, — думал Шпунтик Собачья Лапа. Не слезая с матери, он сел и попробовал махать передними лапами, но из этого ничего не вышло. — Может, самое трудное — взлететь? — подумал он. — Может, когда оторвешься от земли, дело пойдет на лад?» Он опять посмотрел в небо и попытался представить себя там, наверху: вот он колотит ногами во все стороны, уши у него хлопают, закрученный хвостик распрямился на ветру, а сам он взмывает ввысь, парит и потом камнем падает вниз.
1
Английская поговорка, соответствующая русской «когда рак свистнет».