— А я все же отвечу. Я не забыла бы ни слез, ни проклятий. Однако следующего дня, верно…
— Что «верно»?
— Верно, ждала б. Воскресенья. Видите, я тоже хочу быть откровенной.
Женщина положила трубку.
— Алло! — в отчаянии крикнул он. И услышал в ответ только коротенькие издевательские ту-ту-ту.
Еще с минуту, надеясь на чудо, держал трубку. Чуда не произошло.
Сидел опустошенный в низеньком неудобном кресле. «Марине Филипповне, — подумал он, — я уже не позвоню. Нет, надо позвонить и спросить, как там у них сегодня. Нет, что звонок? Надо купить несколько апельсинов и понести. Как она обрадовалась на Новый год!.. Пусть порадуется и сегодня».
А еще подумал: идиотская история. Излился в пустоту.
«Почему же в пустоту? — возразил сам себе. — Услышали четыре стены и неизвестная женщина, которую тоже зовут Марина. А может, она выдумала, что ее так зовут? Интересно, что она сейчас делает? Грустит? Плачет?» Пытался представить ее лицо. Ведь он слышал ее голос. Этого достаточно, чтобы увидеть, какие у нее глаза. А зачем?.. А может, она вовсе и не Марина?
Вяло улыбнулся и сказал себе: какое это имеет значение?
1982
Пер. А. Островского.
НА ПАРОХОДЕ
Он сидел на пароходе в стороне от всех и смотрел на море не любопытным взглядом туриста, а упорно, напряженно, забыв о чашке кофе, которую держал в руке. На его крупной лепки лице лежала тень грусти или усталости.
Порой солнечные зайчики, игравшие на волнах, бросали светлый отблеск и на него, лицо на миг светлело, но заметнее становились резкие морщины в углах рта и бледность сжатых губ.
— Ах, какая поэтическая фигура! — иронически промолвила Ольга Ивановна.
— Ой, мама… Наверно, он и в самом деле романтик, — сказало Майя, не сводя глаз с незнакомца.
— Хм… уверяю тебя: начальник снабжения или треста ресторанов, — у них всегда романтический вид. — Ольга Ивановна криво усмехнулась и еще раз бросила внимательный взгляд в ту сторону, где сидел одинокий мужчина.
— О чем вы шепчетесь? — спросила пожилая женщина, она плохо слышала.
— Чудное море сегодня, бабушка, — ответила Майя.
— Хорошо, что ты обратила свой взор к морю, — заметила Ольга Ивановна. — А то…
— Мама! — покраснела Майя.
Море и правда было прекрасно. Багряное солнце вот-вот должно было потонуть в глубине, по небосводу протянулась огнистая полоса, над которой кружились и стонали чайки.
— Все точно так, как на рекламных проспектах «Интуриста», — сказала Ольга Ивановна.
— Как ты можешь, мама! — возмутилась Майя. — Там лубок. А тут… Глянь, как горит горизонт. А облака! Точно сказочные башни, охваченные пожаром.
Бабушка покачала головой:
— Все вспоминаю, вспоминаю… Вот так до войны мы с Сашей тоже ехали морем. Впервые в жизни его видели… Молодые, веселые.
— Опять ты за свое, бабушка, — махнула рукой Майя. — До войны… Это все равно что в доисторическую эпоху.
Бабушка услышала лишь последнее слово.
— Да, это была эпоха.
— Поговорили! — подытожила Ольга Ивановна.
Во время ужина на эстраду вышли оркестранты. Их было всего несколько человек, но на присутствующих сразу же обрушился звуковой ураган. Певец, покачиваясь, выкрикивал в микрофон что-то невразумительное, возможно просто набор слов на разных языках.
Несколько молодых пар, пробравшись между столиков, пошли танцевать.
Неожиданно у их стола появился тот, что сидел в одиночестве на палубе. Поклонился со сдержанной улыбкой:
— Разрешите…
Краткий миг нерешительности угадала только Ольга Ивановна.
— Разрешите пригласить вас, — обратился к ней незнакомец.
— А может быть, в таком окружении, — показала она рукой, — более подходящая кандидатура — моя дочь?
— Дочь?.. — изумился. — Я думал: младшая сестра. — И обратился к Майе: — Если позволите…
Майя вспыхнула, вскочила и, подняв голову, пошла вперед.
«Танцует хорошо, — глазом знатока оценила Ольга Ивановна. — Не мешало бы Майе занять у него немного сдержанности».
— А теперь, — сказал он, когда вернулись к столу, — я попрошу вас. Видите, выступила уже более солидная публика.
— Значит, можно и мне, старухе.
— Что вы! Что вы! Клянусь, я был уверен, что вы сестра Майи. Немного постарше…
— Чуточку, — едко бросила Ольга Ивановна. — Вижу, вы мастер на комплименты.
— Правда, только правда и ничего, кроме правды, — в голосе сама искренность.
— Вы, случайно, не актер? — произнесла иронически, — но, как и каждой женщине, ей приятно было это слышать. И еще — смотреть в грустные карие глаза.