— «Я, я, я…» Ничтожный эгоист — вот кто ты, — не подымая головы, сказала Поля.
— Дети, умоляю вас… — простонала Кузьминская.
— Чего он?..
— «Чего, чего?..» Мне еще жить.
— А отцу? — сквозь слезы проговорила Кузьминская. — А Поле? А мне?
«Какое уж там «мне»! — подумала в горькой безнадежности. — Хоть бы детям не было беды».
Вздрогнула от холода.
— Верно, там открыто окно.
Юра заглянул в спальню:
— И там закрыто.
Кузьминская посмотрела на буфет, и все поплыло перед глазами. Вытерла слезы. Буфет стоял отодвинутый от стены. С распахнутыми дверцами, вынутыми ящиками. Пустой. Вся посуда, чайный сервиз, графины и рюмки, хрустальные вазы — все на полу. Как они высматривали, как искали!
В спальню не в силах была и заглянуть. Из шкафа все вынуто, переворошено. Постели тоже… Ковер снят со стены. А стену выстукивали. И в Полиной комнате осмотрели каждую вещь. На кухне. В туалете. Из стиральной машины выкинули белье. Недаром говорят: копаться в чужом грязном белье…
Один сидел у стола и писал, двое производили обыск. А еще двое свидетелей или как их? Понятые?
Кузьминская скорчилась от боли, от ярости. Каким хищным любопытством сверкали глаза дворничихи! Наверно, уже разнесла по всему двору. А сама? Гнусная спекулянтка. И лодырь. Раз в месяц помоет лестницу, а крика и брани на всю улицу. Второй свидетель или понятой, сосед-пенсионер, сидел грустный и с жалостью смотрел на детей. Должно быть, учителем был…
— О боже! — простонала Кузьминская. — Ведь я ему говорила: не води компании с Ходуном. Будь осторожен.
— Ах осторожен! — вскрикнула Поля. — Как это осторожен? Красть осторожнее? — упала головой на стол и зашлась в рыданиях.
Юра снова зашагал по комнате.
— Вылетел в трубу мой институт. Фьюить!
— А ты бы лучше учился! — со злостью крикнула Кузьминская. — На отцовские протекции рассчитывал.
— Ничего! И без института люди живут. Да еще как…
Он остановился возле матери, высокий, неуклюжий, в мятой рубашке и вытертых — до белизны — джинсах. Прыщавое лицо до смешного детское. Но теперь ей не было смешно.
— Мама, — прошептал он. — Ничего ведь не нашли. Ни здесь, ни в гараже.
Поля услышала.
— А что могли найти?
Кузьминская молчала. Поля бросилась к ней, вскинув дрожащие руки.
— Что-то спрятали? — В заглушенном вопле слышалась нестерпимая боль. — Где? У тети Гали? Где? Где? Пойди забери и отнеси куда следует.
— Ничего не спрятали и нечего относить, — резко оборвала Кузьминская. — Успокойся.
Юра плечом слегка оттолкнул сестру.
— Сядь. Ничего не нашли — значит, нет никаких доказательств. Все обойдется.
— Ой, боюсь, не обойдется, — вырвалось у Кузьминской. — Документы…
— Какие еще документы? — Поля испуганными глазами вглядывалась в поблекшее, как бы измятое лицо матери.
— Там… В конторе. Какие-то накладные. И эти… Забыла, как называются.
Поля отошла к окну. Отчаяние душило ее.
— Мама, что я скажу Виталию?
Кузьминская молчала.
— А кто он такой, чтоб перед ним оправдываться? — презрительно промолвил Юра.
— Он мой жених.
— Подумаешь! Что он собой представляет?
— Человек.
— Ха-ха! Студентик в заштопанном костюме.
— А ты и в новехоньком и в дубленке — пустое место.
— Замолчите, — попросила Кузьминская.
В комнате сгущался холодный мрак.
— Откуда-то дует, — Кузьминская судорожно прижала руки к груди. — Может быть, форточка на кухне. Глянь…
Юра вышел из комнаты и сразу же вернулся.
— Закрыта, — пробурчал.
Он подошел к креслу, толкнул его коленом и сел, вытянув длинные ноги.
— Юра, иди ложись на мою кровать, — сказала Кузьминская.
Сама она даже боялась заглянуть в разворошенную спальню. И даже подняться с дивана, на котором всегда спал Юра, была не в силах.
— Не хочу, — сказал Юра.
Он, видимо, и сам не понимал, что это детский страх заставляет его держаться ближе к матери.
— Что я скажу Виталику? Что я скажу? — Поля слепо смотрела в окно, словно спрашивала не мать, а кого-то там во тьме.
Мать только сильнее съежилась.
— Не морочь голову своим Виталиком, — медленно, сонным голосом протянул Юра. — Нам надо думать о себе.
— «О себе, о себе»… А чего мы стоим?
— Ты не очень…
— Замолчи, Юра, — приказала мать. — И ты, Поля, успокойся.
— Какое тут спокойствие, мама? Когда… Что я скажу Виталику? Ты знаешь, какая у него семья?
— Знаю, — вмешался Юра. — Образцово-показательная. Хоть на витрину. А что за витриной? Я уверен, что твой Виталик сориентировался в обстановке.