Поля попрекнула сама себя:
— Я тоже хороша… Забегу на минутку, и снова дед один. Знаешь что, мама? Если Виталий… Ну понимаешь? То мы с Виталием поселимся у деда.
— О, перехватила! — стал канючить Юра. — Я первый сказал.
— И что ты у него будешь делать? Только и умеешь, что на кино и на конфеты из дедовой пенсии клянчить. Я буду варить, стирать, пол мыть. О-о-о… — У Поли застучали зубы. — Дедушка, дорогой, спаси меня.
— Поля, Поля!
— Ой, мама, не надо меня утешать… Что я скажу Виталию?
— Беги, беги к нему! — шагнул к ней Юра. — Сейчас, среди ночи. Погляжу, как он тебя выгонит.
— Прекратите! — истерически крикнула мать. — Как вам не стыдно. Хоть бы про отца подумали.
Поля кинулась к ней, прижалась.
— Прости, мама, прости…
Обе тихо заплакали. Была в этом плаче такая беспросветность, словно они прощались навеки.
— Ну вот, выходит, я виноват, — проворчал Юра. — Все я.
— Замолчи.
Снова в темноте затаилась тяжкая тишина.
Вскоре послышалось Юркино сопение — уснул.
— Который час? — шепотом спросила Кузьминская.
— Не знаю, мама… — Полин голос задрожал. — А если Виталий не поверит? Не поверит… Вся их семья… У них такие взгляды, что…
— Поверит, Поля, поверит… Он будет с тобой.
В голосе Кузьминской не чувствовалось твердости. Это снова были мольбы, обращенные неведомо к кому.
Вместе с этим пришли мысли о собственной жизни. Почти с самого начала семейной жизни все было умеренно, гладко. Не раз жалела, что вышла замуж за него. И он, вероятно, тайком думал то же о ней. Но все прошло, внешне все выглядело благополучно. Вот и сейчас… Другая, может, с ума бы сходила от тревоги за мужа. А я? Все о себе терзаюсь. Нет, нет, о детях. Поспешное самооправдание не очень успокоило. Нет, в самом деле из-за Поли сердце болит. Пускай у нее все будет по-другому.
Никогда не говорила Поле, что Виталий не больно пришелся ей по вкусу, ни ей, ни отцу. Суровый слишком и… Что «и»? — спросила себя и не могла найти ответа.
«У них такая семья!» — Поля произносит эти слова с гордостью и уважением. Пускай у нее все будет по-другому.
— Какая невероятно долгая ночь, — вздохнула Поля.
— Светает.
Прогрохотала машина. Донесся шорох метлы.
«Спозаранку вышла, — со злостью подумала Кузьминская о дворничихе. — Каждому гавкает про нас».
— Мама, я боюсь утра.
— Все обойдется, Поля. Увидишь. Виталий не такой…
— То-то и оно. Не такой, как мы. Ты знала, мама? Как же ты допустила? Как папа мог?
— Это все из-за проклятого Ходуна. Ненасытная глотка, откуда он взялся на нашу голову? Отец говорил: премиальные, прогрессивка… Это Ходун его втянул.
Чувствовала, что ее объяснения звучат не слишком искренне. Давно поняла, что его приятельство с Ходуном — дело нечистое, но легкомысленно успокаивала себя.
— Отец хотел, чтоб нам лучше было, — проговорила жалобно.
Глаза у Поли гневно сверкнули:
— Только не говори, что это ради нас. Хоть теперь ты понимаешь, что все это значит? Что сказать людям?
Проснулся Юра, удивленно оглядел себя.
— Мама, — вспомнил он, — меня Коля звал. Именины у него.
Мать молчала.
— Не пойду.
Поля взглянула на заспанное лицо брата.
— О, как это благородно с твоей стороны.
— Поля, прошу тебя…
Кузьминская прикрыла глаза ладонью.
— Если так, пойду! — Юра выбежал в другую комнату и оттуда пронзительно завопил: — Пойду, пойду!
— Иди, — тяжко вздохнула Кузьминская.
«Что с ним будет? Каким он станет? Отца он еще так или иначе слушался. А теперь? Когда Поля уйдет, я с ним совсем не справлюсь. Папа мой старенький, ему самому помощь нужна».
Кузьминская резко отбросила плед. Вот так бы отбросить черные мысли.
Поля стояла у окна — серое помертвевшее лицо, темные круги под глазами.
Утро наконец разогнало мрак, однако никуда не ушли ночные тревоги и тоска.
Первая решилась на что-то Поля.
— Я позвоню Виталию. Он сейчас собирается на работу.
— Подождала б до вечера, — испуганно проговорила мать.
— Нет, нет! Целый день так… Я должна знать сейчас. Я позвоню.
— А его родители? Может, еще спят…
— Им тоже на работу.
Поля бросилась к телефону. Пальцы дрожали. Диск дважды срывался. Заставила себя набрать номер медленно.
— Виталик? Прости, что так рано… Нам надо увидеться. Голос? Да нет, это, наверное, спросонья. Да, сейчас… Понимаешь, очень нужно. У сквера? Благодарю, бегу…
Она зашла в ванную, плеснула себе в лицо воды, уткнулась в полотенце, в напрасной попытке спрятаться от всего, что угрожающе надвигалось вместе с дневным светом.