4
На следующий день к нашему столу села немолодая женщина, седая, круглолицая, с приветливым взглядом ясных глаз.
Интересуемся: откуда?
— Из Риги. Ох нелегкая дорога. Это ожидание на аэродроме…
— Впервые к нам? — спросил учитель.
— Нет, я тут не раз бывала.
И прибавила несколько слов на армянском языке. А мне объяснила:
— Я перевожу с армянского на латышский.
— А где изучали язык?
— Дома. Самостоятельно.
Мы оба — учитель и я — уставились на нее.
— Есть словари, есть терпение. А главное — желание. А еще — хоть изредка приедешь сюда, услышишь живое слово.
Визма Карловна, наша новая знакомая, несмотря на возраст и солидную комплекцию, показала себя неутомимым ходоком. Усердно поработав за столом, она успевала побывать в Гарни, на Севане. А когда мы с группой туристов поехали на знаменитое озеро, рижанка показала еще и северную закалку. Был октябрь, никто не решался купаться, а она бултыхнулась в воду.
— Наше Балтийское море всегда прохладное, — со своей милой улыбкой сказала она.
Как-то во время обеда Визма Карловна вынула из книги листок бумаги с несколькими записанными фразами и попросила учителя объяснить два непонятных ей слова.
— Кто это писал? — спросил он.
— Я, — ответила Визма Карловна.
Учитель показал мне этот листок. На нем с каллиграфической изысканностью была вычерчена каждая армянская буква.
Учитель встал и почтительно поцеловал руку латышке.
Молодой, энергичный заместитель директора пансионата, которого здесь дружески зовут по имени — Мовсес, целый день занятый хозяйственными делами, заглянул ко мне вечером и, смущаясь, сказал:
— Хочу посоветоваться с вами…
Он раскрыл тетрадь, где было записано несколько украинских стихотворений. А за ними следовал перевод (прозой) каждого стихотворения по-русски и по-армянски.
— Это мне записал один профессор из Еревана. Он знает украинский язык… Я и сам немножко понимаю. Но вот ударения…
Я отметил ему ударения отдельных слов.
— А зачем это вам, уважаемый Мовсес?
На меня несколько смущенно смотрели большие черные глаза на красивом смуглом лице.
— Я мечтаю переводить украинских поэтов.
Скрывая свое удивление, я осторожно сказал:
— Это нелегкое дело.
— О, я понимаю! — горячо заговорил Мовсес — Я так люблю поэзию! Тут у нас бывают украинцы. Один товарищ знал много стихов наизусть. А в олимпийском городке, — вы еще не видели его? — я слышал, как пели полтавчане, киевляне. Вот и словарь. Сижу допоздна, докапываюсь…
— А вы показывали свой перевод учителю? — спросил я.
— Да. Несколько строчек Арутюн Акопович похвалил. Но это… — Он покачал головой: — Ох как это трудно…
«Хорошо, — подумал я, — что он понимает: перед ним не ровная тропа, а круча».
— Вы помните какие-нибудь стихи? Запишите мне, — попросил Мовсес.
Я пообещал ему записать стихотворение Павла Тычины и по-русски изложить его содержание.
— О, Павло Тычина, — просиял Мовсес — Он знал наш язык и любил наш край.
…Мне вспомнилось, как десять лет назад, в горах под Аштараком, я познакомился с одним директором совхоза. Он с гордостью показывал мне сады и виноградники, выросшие на каменистых склонах Арагаца. Адский труд! Ведь прежде всего надо было выкорчевать, вывезти и сбросить в пропасть тысячи тонн камня — и с тыкву величиной, и тяжеленных глыб. А удобрить почву! А добыть воду! А уберечь саженцы от жгучего солнца!
И вдруг этот энтузиаст-садовник, рачительный хозяин, заговорил со мной о поэзии и о Павле Тычине. Он слышал его выступления на армянском языке в Ереване, он мечтал повезти в Киев грозди, выращенные на камне, и пожать руку великому поэту. Но, когда собрался, было уже поздно.
5
Еще одна встреча с Ваагном Давтяном, чудесным поэтом, человеком большого сердца.
Мягкая, добрая улыбка, грустный взгляд. Прибавилось седины и горьких морщин. Он принадлежит к поколению, которое кинулось в огонь смертельной борьбы против фашизма, имея за спиной семнадцать лет. И наука этого университета мужества и самоотверженности ведет его всю жизнь.
Вспоминаем Леонида Первомайского. Ваагна и Леонида связывала великая дружба, они переводили друг друга, проникнутые чувством высокого призвания и долга. Я о многом должен спросить Давтяна. Разговор перескакивает с одной темы на другую. Столько нового за последние годы произошло в жизни республики! Новые города, новые музеи, новые книги… Попутно вспоминаем только что виденное — огромные серебристые шары атомной станции, построенной посреди Араратской долины. Там легендарная старина сочетается с сегодняшним днем.