Тысячу лет тому назад жил великий поэт Григор Нарекаци. Каждой армянской семье знакомо это имя, его произведения читают, потому что он и сегодня для каждого — современный поэт, потому что он прозорливо видел мир и жизнь в сложных, драматически сплетенных противоречиях, взаимозависимых, неразрывно связанных.
Мы наперебой вспоминали сокровища, собранные в Матенадаране:
— Манускрипты древних греческих мудрецов. Поразительный пример: произведения Аристотеля были переведены в Армении еще в пятом веке.
— Тысячи рукописей на арабском, персидском, латинском, древнееврейском языках.
— Вместе с караванами купцов уходили в далекие края ученые, хранители библиотек, переводчики.
— И как хорошо, что эти сокровища Матенадарана изучают, издают, популяризируют.
Вслед за тем, разумеется, зашел разговор о выдающейся роли переводчиков и переписчиков в развитии культуры всех народов, армянского в особенности.
Сколько войн, сколько нашествий и опустошений испытала эта земля. Погибали люди, погибали книги. Тамерлан велел потопить в Севане тысячи рукописей. Но снова и снова переписчики в тесных, иной раз холодных и темных кельях гнулись над пергаментами, даря людям свет разума. Они начинали свой подвижнический труд в юношеские годы и продолжали уже седыми, сгорбленными, полуослепшими. А порою, как воины на посту, защищая письмена, падали, пробитые копьями дикого насильника. Вместо памятной записи оставались лишь кровавые пятна на письменах.
Поражают записи, оставленные толкователями и переписчиками. В них — обращение к современникам и к потомкам, в них — надежда, что не забудут имя того, кто посвятил свою жизнь Книге, в них — и сознание выполненного долга: «Рука моя уйдет, а письмена останутся».
— Какое высокое достоинство звучит в этих словах! — сказала Визма Карловна.
— А вот интересная запись неизвестного переписчика древнего песенника, — обратил я внимание собеседницы. — Послушайте, какой завет оставил этот переписчик. — Я полистал свою тетрадку. — Вот он: «Возлюбленный брат! Слушай наказ мой: когда будешь переписывать песенник, не пачкай бумагу слюною… Не передавай его в руки невежды, не давай топтать его человеку свиноподобному. Не проливай на него вина, не капни маслом или воском. Держи подальше от огня и воды. Заворачивай в полотно. С великой любовью заботься, бери чистыми руками».
— Я как бы слышу голос этого человека, — задумчиво промолвила Визма Карловна. — Какая любовь и какое уважение к книге! Недаром армяне говорят: дом без книги — что человек без души. На этот раз экспозиция в выставочном зале несколько изменена, — продолжала рижанка. — Кое-что можно увидеть нагляднее. Вам, конечно, известно имя Мхитара Гоша? Баснописца и автора древнего судебника…
— Да. Мне даже посчастливилось побывать в селенье, названном в его честь — Гошаванк. Там его могила и памятная плита почти восьмисотлетней давности.
— Среди новых экспонатов есть несколько басен Гоша. Мне очень понравилась такая: «У вдовы была корова, а у ее пасынка — осел. Пасынок крал корм у коровы и давал своему ослу. И стала вдова молиться богу, чтобы осел издох. Однако подохла корова. Вдова плакала и говорила: «Горе мне! Как же так получилось? Неужто ты, боже, не способен отличить осла от коровы?»
— Уже тогда мудрец видел, что господь бог не очень отстаивает справедливость.
Визма Карловна улыбнулась:
— Сколько веков миновало, а всевышний до сих пор не способен отличить осла от коровы.
Утром, подымаясь в горы, я вспомнил об одном необычном экспонате в Матенадаране, который видел на прошлой неделе. Не впервые видел. Но так же, как и много лет назад, почувствовал боль в сердце и горечь тяжкой утраты.
…Под стеклом лежит нечто вроде обломка желтоватого камня. Лишь пристально вглядевшись, можно рассмотреть на краях бледные следы букв.
Это окаменевшая книга. Остатки того, что когда-то было пергаментным манускриптом. Никто не развернет этих страниц. Не найдет им разгадки и толкования. Веками в этом краю книги разделяли участь своего народа. Горели города и села, горели книги. Погибали люди — погибали книги.
А эта книга превратилась в кусок камня. Кто услышит ее задушенный голос?