Последствий не пришлось долго ждать. Назавтра я почему-то опоздал к обеду. Софья Андреевна уже пообедала, но компот, видно, был очень холодный, и она чайной ложечкой брала по нескольку капель. Нетрудно было догадаться: она поджидала меня.
И я выслушал целую житейскую историю. Муж погиб на фронте. Есть у нее сын, невестка и внук. Живут врозь. И вот проблема: сын одно твердит — давай меняться и будем жить вместе. Но ей, Софье Андреевне, у себя спокойнее. Имеет же право человек за сорок лет работы (два трудовых стажа!) на тишину и спокойствие? С внуком повозилась больше, чем его родители, то есть сын и невестка вместе. Такова уж доля нынешних бабушек. А как сложится в общей квартире? Тут она может, если хочет, побыть одна. Может выключить телевизор и — благодать. Однако может и заболеть. Тогда бегают к ней — сын, невестка, внук. А возраст, знаете, такой — здоровее не станешь.
— Что вы мне посоветуете? Как быть? — На меня смотрели глаза пожилой женщины, окруженные густой паутинкой морщин, с редкими ресницами, с несмываемой синевой век.
Я слушал ее рассказ, раздумывая над тем, как нелегко складывается старость этих женщин, чья молодость оборвалась в тот день, когда они получили похоронную.
Что, что ей посоветовать? Должно быть, у меня был такой растерянный, а может быть, и глупый вид, что Софья Андреевна торопливо промолвила:
— Это не горит. Вы подумайте, а потом… — И ушла.
Опять думать. Сколько я уже в жизни думал!
Друзья мои, я приехал сюда лечиться, а не думать. Я тоже пневмоник, к тому же — с тяжелыми осложнениями. Нетипичными, как определил профессор. И тут меня настигла эта проклятая нетипичность…
Чего это Софья Андреевна так долго ворожила над компотом? И не холодный он, и не вкусный…
Я шел из столовой и казнил себя, что до сих пор не выполнил обещания поговорить с Володей. А как начать этот разговор? Слово — не такой уж деликатный инструмент, чтоб ковыряться им в личном. Однако Ирина ждет и надеется. Может быть, и Егор Петрович, рассказав о себе, тоже ожидает доброго совета? А тут еще Вера Ивановна, не знаю почему, смерила меня ледяным взглядом и вышла. Этот взгляд ударил меня в грудь. Растерявшись, я готов был бежать за ней и просить прощения. Но виноват ли я, что, вопреки своему нелюдимому характеру, Вера Ивановна решилась на откровенность и теперь, должно быть, сердится на себя, а заодно и на меня? В самом деле, кому приятно чуть не каждый день видеть человека, который знает твое самое тайное?
Откровенность! Как трудно довериться кому-нибудь, а если уж сделаем этот отчаянный шаг, как часто потом укоряем себя, так и не поняв, что это не слабость наша, а сила.
Галина и Клавдия, увлекшись разговором, заметили меня, уже подойдя совсем близко. Клавдия посмотрела на меня чуть добрее, а Галина зарделась, как девчонка. Да, секретов не существует — во всяком случае, между женщинами. Странно: такие разные, как они находят общий язык?
Не люблю, когда перемывают косточки ближних, меня от этого тошнит. Но все же нет-нет, а какое-то словцо о Клавдии долетает. Ее манера вести себя вызывает не так осуждение, как удивление. Сегодня она — это уже я сам слышал — резко бросила красивому мужчине, которого два дня назад посадили за ее стол: «А кроме слюнявых комплиментов у вас есть что-нибудь за душой?»
Во время ужина я увидел ее уже за другим столом.
Какое уж тут лечение! Мне кажется, что она стала еще бледнее. Если раньше в ее глазах светились подчас пытливость, любопытство, то теперь она взяла себе за правило окидывать мужчин пренебрежительным взглядом.
Я невольно оглянулся, услышав шорох гравия позади.
Меня догоняла Галина.
— Простите… — голос сорвался, и от этого она еще сильнее смутилась. — Простите. Вы о чем-то думали, а я…
— Пожалуйста, Галина, Что вас так взволновало?
— Я не о себе, — шла, опустив голову. — Клавдия меня убьет, если узнает… Но я не хочу, чтобы вы о ней дурно думали. Уже не только бабы, а и кое-кто из мужчин перешептываются. Как только язык у них поворачивается молоть бог знает что! Такая-сякая… С одним на танцы, с другим в кино. Если б вы знали, какой это чудесный, чистый человек! Обожгла жизнь, и теперь она… Поймите, Клава не развлечения ищет, а настоящего… Нервы — как натянутые струны. Встретится с человеком, поговорит — и все: не тот. А уж если не тот — прочь с глаз. Сама понимает, что может быть иногда несправедлива, даже обидит иной раз, а ничего с собой не поделает. Говорю ей: «Встретишь, еще непременно встретишь человека…» Не думайте о ней плохо. Если б вы могли с нею поговорить! Нет, нет… Она только со мной, и то чуть-чуть. Ой, она меня убьет. Я вам ничего не говорила…