Студент, чуть нахмурившись, взял у служанки третий бокал и плеснул себе вина. Эгерт чуть усмехнулся уголками губ – благородный напиток наполнял бокал студента едва ли на треть.
– Мы путешествуем, – немного скованно подтвердила девушка, – но не развлекаемся... Здесь, в Каваррене, много веков назад жил человек, интересующий нас... с научной точки зрения. Он был маг... Великий маг, и мы надеемся что он оставил о себе память... В старинных архивах, манускриптах, летописях...
С каждым словом она все более воодушевлялась, забывая о своем минутном замешательстве: какие-то заплесневелые бумаги были ей, по-видимому, дороже родных братьев – на слове «архив» голос ее дрогнул от благоговения. Эгерт поднял бокал – все равно, чем вызвано воодушевление женщины, лишь бы горели ее глаза и розовели щеки:
– Пью за путешественников, разыскивающих манускрипты!.. Только в Каваррене отродясь не бывало летописей, по-моему...
Студент выпятил губы. Сказал безо всякого выражения:
– В Каваррене обширная историческая библиотека... В Ратуше. Для вас это новость?
Солль не дал себе труда вступать с ним в разговор. Тория умела, по-видимому, ценить хорошие вина – глаза ее прикрылись от удовольствия после первого же глотка. Дав ей возможность насладиться, Эгерт вытащил из корзинки следующую бутылку:
– Обратите внимание... Гордость каварренских погребов, дитя южного виноградника, «Серенада муската»... Хотите попробовать?
Он снова наполнил ее бокал, вдыхая исходящий от нее запах – запах духов, настоянных на терпких травах; потом, касаясь рукавом ее теплого вздрагивающего рукава, положил на ее тарелку крохотный ломтик розовой грудинки. Студент мрачно вертел в длинных пальцах бутылочную пробку.
– Так что же это за счастливец, заинтересовавший вас даже спустя столько веков? – поинтересовался Солль с обворожительной улыбкой. – Хотел бы я быть на его месте...
Она охотно принялась рассказывать ему длинную и вовсе неинтересную историю о маге, основавшем какой-то орден, именуемый еще и воинством; Эгерт не сразу понял, что речь идет всего-навсего о Священном Привидении Лаш, которому действительно кто-то где-то поклоняется. Он слушал Торию – и слова девушки текли мимо его ушей, а голос завораживал, милый, необычный голос... Мягко открывались бархатные губы, давая проблеснуть белым зубам; Эгерт покрылся потом, воображая, что за поцелуй умеют подарить эти прекрасные губы.
Ему хотелось, чтобы девушка говорила вечно – но она запнулась, мельком взглянув на студента. Тот сидел нахохлившись, как больная птица, и смотрел на нее с укоризной.
– Прошу вас, продолжайте, – сказал Эгерт вкрадчиво. – Мне безумно интересно... Он, значит, в конце концов спятил, этот ваш маг?
Студент красноречиво глянул на Торию и завел глаза к потолку; Эгерт был не слепой, чтобы не прочитать в этом действе крайнее презрение к своим научным познаниям. Впрочем, оскорбляться поведением жалкого студента было ниже его достоинства.
Тория растерянно улыбнулась:
– Право же, я с удовольствием рассказала бы вам... Но мы так устали в дороге... Пожалуй, нам пора, – она легко поднялась, и бокал ее остался недопитым.
– Госпожа Тория, – Эгерт вскочил тоже, – может быть, быть, вы позволите мне выполнять долг гостеприимства и завтра? Вас ведь интересуют местные достопримечательности – а я считаюсь их знатоком, лучшим во всем городе...
Достопримечательностями Каваррена Эгерт считал в основном кабаки и загоны для бойцовых вепрей, но доверчивая Тория попалась на его нехитрую удочку:
– Правда?
Студент тяжело вздохнул. Не обращая на него внимания, Эгерт энергично закивал:
– Безусловно... Разрешите узнать ваши планы на завтра?
– Они еще не определены, – угрюмо отозвался юноша. Прищурившись на него, Солль с удивлением отметил, что студенты тоже умеют злиться.
– Госпожа Тория, – Эгерт обернулся к девушке так, будто студент никогда и не рождался на свет, – на завтрашний день я прошу вас запланировать осмотр достопримечательностей, обед в лучшем заведении Каваррена и вечернюю прогулку на лодке... Кава – на редкость живописная речушка, вы заметили?
Она как-то сникла, глаза ее потемнели и казались теперь двумя колодцами под грозовым небом. Тогда Эгерт улыбнулся так обаятельно, так искренне и беззащитно, как только мог:
– Я не все понял из вашего рассказа... Мне будет очень интересно задать несколько вопросов про этого... господина, подарившего миру орден Лаш... А в благодарность за рассказ ваш покорный слуга сделает все ради вашего удовольствия... Все, о чем вы попросите, ляжет к вашим ногам... До завтра!
Он раскланялся и вышел; немолодой постоялец проводил его усталым взглядом.
Комендант ратуши долго мялся и качал головой: книгохранилище пребывает в негодном состоянии, часть книг погублена пожаром, случившимся еще лет тридцать тому назад; чего доброго, на головы молодых людей обрушится балка или кирпич... Изыскатели, однако, были настойчивы и в конце концов получили доступ к желаемым сокровищам.
От сокровищ, впрочем, остались только жалкие крохи – то немногое, что пощадил пожар, стало поживой целым поколениям крыс; разгребая мусор и помет, исследователи то и дело разражались возгласами отчаяния. Эгерт, явившийся в книгохранилище с огромным букетом роз, застал молодую пару в тот самый момент, когда среди всеобщей разрухи обнаружился, наконец, более или менее сохранившийся уголок.
На Солля не обратили никакого внимания. Студент висел где-то под потолком, покачиваясь на ветхой стремянке; Тория смотрела на него, задрав голову, и в самой ее позе Эгерту почудилось едва ли не преклонение. В волосах у нее запутались клочья паутины, но глаза сияли, а мягкие губы полуоткрылись от восторга, в то время как студент говорил, не умолкая.
Он захлебывался словами, как фонтан захлебывается водой, он зачитывал откуда-то непонятные цитаты и тут же истолковывал их для Тории. Он упоминал длинные диковинные имена, витиевато рассуждал о рунических текстах и время от времени переходил на незнакомый Соллю язык; девушка принимала из его рук тяжелые пыльные тома, и нежные пальцы ее касались переплетов так благоговейно, что Солль испытал к книгам раздраженную ревность.