Шекель рассказал ей о Хедригалле — летчике-какте, поведал о его пиратском прошлом на службе Дрир-Самхера, описал путешествия Хедригалла на жуткий остров к югу от Гнурр-Кетта и его торговые сделки с анофелесами.
Беллис расспрашивала Шекеля о частях города, о Заколдованном квартале, о маршруте, по которому движется Армада, о платформе «Сорго», о Тинтиннабулуме. Она переворачивала свои вопросы, как карты.
— Да, — неторопливо отвечал он. — Я знаю Тиннабола. И его дружков тоже. Странные ребята. Маклер, Мецгер, Промус, Тиннабол. Одного из ихних зовут Аргентариус. Он совсем дурной, его никто никогда не видит. Других мне что-то не вспомнить. А внутри «Кастора» полным-полно всяких трофеев. Жуткое дело. Морские трофеи. На всех стенах. Набитые паклей головы молот-рыб и касаток, всякая живность с клешнями и щупальцами. Черепа. И гарпуны. И гелиотипы — команды стоят на телах таких тварей, каких я в жизни не хотел бы увидеть… Они охотники. Они подолгу не бывают в городе. И вообще они не местные. Чем они занимаются, зачем они здесь, — об этом ходит много всяких рассказов и слухов. Вроде как они ждут чего-то.
Беллис понять не могла, откуда Шекелю столько известно о Тинтиннабулуме. Парень ухмыльнулся и продолжил:
— У Тинтиннабулума есть… помощница, — сказал он. — Ее зовут Анжевина. Такая интересная дама.
Он снова усмехнулся, и Беллис отвернулась, смущенная его неловким энтузиазмом.
В Армаде была своя типография, свои авторы, редакторы и переводчики, выпускались новые книги и переводы классических текстов на Соль. Вот только бумага была редкостью, и тиражи получались крошечными, а книги — дорогими. Все кварталы зависели от библиотеки «Большие шестерни» Книжного города и платили деньги за доступ к фондам.
Библиотека пополнялась главным образом за счет пиратов Саргановых вод. Уже много веков самый могущественный квартал Армады дарил все добытые ими книги Зубцу часовой башни. Кто бы ни стоял во главе книжного города, эти дары обеспечивали Саргановым водам дружбу с Зубцом. Другие кварталы пытались подражать, хотя, вероятно, действовали не так систематично. Они иногда оставляли своим пленникам том-другой, а могли и выменять захваченную инкунабулу на что-нибудь ценное. Но в Саргановых водах дела обстояли иначе — махинации с книгами там рассматривались как серьезное преступление.
Иногда корабли Саргановых вод нападали на прибрежные поселения Бас-Лага и устраивали охоту за словами. Пираты обыскивали дом за домом и уносили все найденные книги и рукописи. Все для книжного города, для Зубца часовой башни.
Поток добычи не ослабевал, и у Беллис с коллегами хватало работы.
Новички-хепри, которых раньше вместе с их Кораблями Милосердия захватывала Армада, больше века назад совершили тихий переворот и захватили власть в Книжном городе. У них хватило ума понять, что, несмотря на врожденное отсутствие у хепри интереса к книгам (их фасеточные глаза мало годились для чтения), главное в их квартале — это библиотека. И они продолжили заботиться об этом заведении.
Беллис не могла определить количество книг. На библиотечных кораблях было столько маленьких закоулков, столько переоборудованных труб и кают, столько снятых перегородок, столько всевозможных переходов — и все они были набиты книгами. Многие принадлежали седой древности, бессчетное множество давно лежало без движения. Армада вот уже много столетий подряд похищала книги.
Каталоги были далеко не полными. За последние века образовалась своего рода бюрократия, ответственная за проверку библиотечных фондов, но при одних правителях она подходила к своим обязанностям тщательно, при других — не очень. Ошибки случались постоянно. Новоприобретенные тома стояли на полках как придется, не проверенные. Оплошности вкрадывались в систему учета и порождали новые оплошности. В недрах библиотеки накопились многолетние поступления — их так никто и не просмотрел. Ходило множество слухов и легенд о содержании тех или иных книг — могущественном, утраченном, скрытом или запретном.
Впервые попав в темные коридоры, Беллис, читая на ходу названия, пошла вдоль полок, растянувшихся на много миль. Она остановилась, вытащила книгу, открыла ее и замерла, увидев имя, написанное от руки на первой странице выцветшими от времени чернилами. Взяла другой том — в нем было другое имя, написанное каллиграфическим почерком: чернила выглядели чуть посвежее. Третья книга была без подписи, а в четвертой опять стояло имя давно умершего владельца.
Беллис стояла, читая все новые и новые имена, и вдруг ею овладел приступ клаустрофобии. Она была окружена украденными книгами, похоронена среди них, словно в куче отбросов. При мысли о бесчисленном множестве окружающих ее имен, тщеславно вычерченных в правом верхнем углу страницы, — о грузе никому не нужных чернил, о бесконечном изъявлении прав собственности (мое, мое), коротком, высокомерном, — у Беллис перехватило дыхание. С какой же легкостью были нарушены эти права!