— Настолько.
— А насколько готов он?
— Пока в процессе!
— А как же я? Тебе не кажется, что я имею на него больше прав? Хотя бы потому, что мы связаны с ним через Влада! Может, это как раз знак, судьба: Влад оставил нас, чтобы мы были вместе! — ливнем напирает Ольга, вставая, и брат оказывается рядом с ней, бросает прочь все вещи, что так методично поднимал. Олег хватает Ольгу за одежду, брат и сестра движутся в рваном танце по комнате, танец, явно, не бальный, а больной. Перетаскивают друг друга то по часовой, то против, в ритме родственной ненависти, стараясь больнее вывернуть партнёра.
— Да твой Влад из преисподней бы сбежал, если б мог, как только узнал о вашем с Тимом трахе!
— Что ты знаешь о Владе? Ты его и видел-то мельком!
— Знаю! Я знаю то, что ты будешь всегда напоминать Тиму об этом ублюдке. Поэтому со мной ему будет лучше! Ты думаешь, что милашки гребцы тайно и беззаветно любили друг друга, опасаясь общественного презрения, прячась стыдливо, укрывая нежные чувства? Чёрта с два! Твой Влад — припадочный извращенец! Он насиловал Тима со школы, семь лет! Семь лет! Как тебе? Он его ломал и прятал от всех, держал для себя как раба, как игрушку. И Тим ненавидит его, ненавидит всё, что связано с ним, а значит, и тебя! — со слабого шёпота Олег перешёл на громогласное шипение, вплотную приблизив своё яростное лицо к безжизненной маске сестры.
— Я не верю тебе! Влад был не такой, и Тим не может меня ненавидеть! Ему понравилось быть со мной! — подавлено хрипит Крыса в ответ.
— Не понравилось! Ты сама сказала, что хотелось его бить и заставлять. Ты доминировала с ним! А он накушался этого доминирования до рвоты.
— Нет, я видела, никакой рвоты! Я спрошу у него! И про меня, и про Влада!
— Не смей, он не готов ещё говорить об этом!
— С тобой готов, а со мной нет?
— Я узнал случайно… вчера, он был пьян.
— Ты споил его? Благородно! Может, тогда вся эта хуйня про Влада — пьяный бред?
— Нет! Такого бреда быть не может. Твой Влад вызывает у Тима только ужас и отвращение!
— Семь лет отвращения? Этого не может быть! Что могло заставить Тима быть рядом?
— Шантаж, избиение, запугивание — на всё это был способен твой извращенец.
— Но это значит, что у Тима отвращение к однополому сексу, он просто натурал! Зачем же ты лезешь к нему?
— Именно поэтому я буду внизу… пока.
— Пока? А потом ты надеешься на роль Влада? Тоже взять парня в рабство?
— Это не будет рабство! Ему понравится быть со мной. Он уже мой! Он — хочет не хочет — полюбит меня. Я сделаю его свободным от Влада…
— Но зависимым от тебя! От твоей камеры! Он же тебе нужен для работы! Не нужно пафоса, я никогда не поверю, что ты можешь любить… Не удивлюсь, что увижу его сегодняшние фотографии в порножурнале, в разделе садо-мазо. Такая фактура дорогого стоит. И ты ещё говоришь, что не претендуешь на роль Влада?
— Не претендую! И ты меня совсем не знаешь! И вообще, роль Влада мне кажется опасной.
— Конечно, опасна, она ведь тебя уже затянула! Ты тоже расписал для Тима следующие семь лет жизни.
— Не поэтому!
— Тогда почему?
— Думаю, что Влада убил Тим!
— …а?!
Связка ярости и ненависти натыкается на мокрое препятствие: изваяние из плоти и кожи, холод и неподвижность мрамора, обточенные великой рукой мастера Микеланджело. Тим просто выглянул из ванной комнаты, чтобы попросить полотенце, но не смог. Заворожённый танцем, он так и окаменел в позе Давида: левая рука согнута к ключице, спокойное лицо повёрнуто в сторону двери, нога чуть в сторону, ослепительно обнажён, ослепительно бел, ослепительно слеп, но… не глух! Мастер совершил только одну ошибку — в ярости за красоту своего творения горбун Микеланджело махнул резцом по лицу, шрам на мраморе, шрам на жизни…
— Где-то мои штаны… Извините, я уже ухожу…
И Олег, и Ольга не сразу оклемались от змеиного танца, они внимательно наблюдали, как Тим остервенело натягивает на мокрое тело джинсы (плавки он не нашёл), потом рубашку (на воротнике и спине сразу проявились водные разводы), носки. И только когда Тим стал натягивать кроссовки, Олег заорал:
— Ты не можешь уйти! Давай поговорим! Я имел в виду… Что ты слышал?
— Олег, а упущенная выгода это сколько? – неожиданно будничным тоном спрашивает Тим.
— Мы не пустим тебя… Крыса! Скажи что-нибудь!
— Беги от него, Тим! — зло говорит Оля.
— Тварь! — бросает он словом в сестру и хватает Тима за руки, отбирает у него куртку, заслоняет собой дверь. — Не пущу! Не могу без тебя! Я могу удержать тебя силой!
Тимур устало прислоняется к стене:
— Олег. Просто отпусти меня. Силой не получится, силой никогда не получается… У Влада не получилось, хотя он был более изобретателен…
— Я не Влад! Не уходи! Ты мокрый…
Тимур вырывает куртку и напоследок чётко проговорил:
— Если мои фотографии будут в порножурнале, то я и тебя убью…
Дверь захлопнулась. И где здесь мужчина–стерва? И кто здесь Крыса? Тишину нарушал только звук воды, которую Тим так и не выключил. Олег обнял себя, как будто замёрз, сжал, чтобы не распадаться на молекулы, стиснул, чтобы пересилить порыв бежать, бежать за ним. Оля решила помочь: чтобы не распался, чтобы не убежал. Крыса подошла к брату и обняла его, как будто она старшая.
— Олег, я эгоистичная тварь…
— Оля, я люблю его…
— Но ты же считаешь его убийцей!
— Плевать! Я считаю, что он имел право!
— Ну, так верни его…
— Как?
Вдруг, как гром, как сирена, как вопль — дверной звонок!
— Тим?
— Ваш заказ, фирма «То да сё»!
Второй день подряд Олег пил. В этот раз с сестрой. Оля напилась до блядских откровений и соплей. Он еле уложил её на тот самый диван, где прошлой ночью его обнимал Тим. Олег сел за комп и стал просматривать те фото, что он снял последними.
Начал с конца сессии. Жуткое лицо, неактерские эмоции, реальная судорога, отражённая в кадре. Вот он идёт на камеру с окровавленными руками, размазанной краской на щеке, капли настоящего пота на лбу, искривлённый шрам, он что-то выкрикивает. Вот взбешённый раб сидит на заднице, изогнулся, выворачивает руки, видна спина в буграх от напряжения, лица не видно полностью, скула, линия шрама, серый сощуренный глаз, по кисти руки течёт алая струйка. Вот Тимур на коленях, подвздошье втянуто, он задыхается, красная полоса около ошейника, в уголках рта боль, но в глазах — готовность убить. Шикарно! Обделаться можно от агрессии, она слишком, её чересчур.
Но есть и другие кадры. Загорелое тело со спины, призывные чётки позвоночника, обтянутые повязкой напряжённые ягодицы, безвольно висящие кисти рук, перетянутые верёвкой. Раб повернулся, он ждёт унижения и боли, он боится, он изъеден изнутри, и распахнутые глаза предательски выдают страх. Или вот, совсем не видно лица, плечи вниз, шея оголена, как перед топором палача, напряжения нет ни в спине, ни в бёдрах, поэтому повязка чуть ослабла, чуть виден разрез между ягодицами… Беззащитен, хотя так красив и силён. И он не знает, что он красив и силён. Связан, делай, что пожелает твоё измученное фантазией либидо. Доступен, для всего, можно взять хлыст, вот он рядом. Действительно, хоть в спецжурнал продавай! Секс! Олег падает на стол, зажимая свой пах. Блядь, как же его вернуть?
***
На следующий день Олег пошёл в институт вместе с сестрой. Ему надо поговорить с Тимом, ему нужно просто увидеть его. Повод был: Тим не только плавки оставил, но и сумку с кошельком и телефоном. Олег пошарил в чужом телефоне: фоток Влада нет, фоток нет вообще! Кто звонит? Что в контактах? Я, опять я, снова я, какой-то незнакомый номер много раз, мама, какой-то Владимир Сергеевич, тренер, какой-то Сталин, какой-то Серый, — но эти очень давно… Звоню в основном я. Имени «Влад» в контактах нет, уже убрал? Смски все удалены. Какой-то пустой телефон.