— Никак, он сказал, что греблей заниматься не будет. Он и раньше не был фанатом, а если бы не Влад Сталенков, то, думаю, и в институт бы в другой поступил. Вот кто был талант! Жаль, жаль, что всё так… А Тимур… вы знаете, ему помощь нужна, он переживает очень сильно из-за всего этого. Сильно изменился. И раньше-то был скромным парнем, а сейчас безжизненный какой-то! Даже не представлю, как вам удалось его уговорить фотографироваться… Тимур мне сказал, что думает уйти из института! И даже, может, сессию не будет эту сдавать. В ваш бизнес?
— Уйти? Это когда он такое сказал?
— Вчера. Говорит, что поменяет всё в жизни… Я и подумал, что реклама, фотография, может, кино какое… Бежит он от воспоминаний! Так мне показалось. Вы бы уговорили его закончить! Полгода осталось всего! Глупо уходить!
— Согласен! Конечно, я постараюсь… спасибо.
Олег в недоумении. Уходить из института? Олег в ярости. Куда это он собрался? Не похоже, что решил в модельный бизнес уйти! Чёрт! Опять бежит? Не гребец, а психованный спринтер! Его надо хватать и вязать, пока не стартанул! Может, он всегда был таким? Может, чего-то ещё не знаю о нём? Влад… он его схватил и привязал, успел. Правда, по-садистски как-то…
***
Пирата снимали два часа. Парик, серьга, усы, косынка с Роджером, серебряная фикса, бронзовое масло, подкрашенный шрам, подведённые глаза, художественно-грязная серая рубашка с большим острым воротником, пистолеты, ну и джинсы, конечно, новенькие, хрустящие. Хотелось озорного пирата, хотя Джонни Депп из Тима никакой! Снимали разного, опять агрессия получалась лучше, видимо, шрам диктует этот образ… Но Тим стал свободнее, не озирается и не тупит взор к долу чуть что. Почти с полуслова понимает фотографа. А когда Олег изображал монолог попугая, что «сидел» в виде чучела на «пиратском плече», даже удалось выдавить искреннюю улыбку из Тимура.
Потом Тим отправился в душ, а как только Олег услышал, что зашумела вода, то пошёл туда же.
— Эй, эй! Я сам помоюсь, мне помощь не нужна!
— Жаль!.. Ты собрался уходить из института?
— …
— Не слышу? Ты мойся, мойся… Так что, уходишь из института?
— Ну… Я давно хотел.
— Три с половиной года в задницу? Ты мойся, мойся…
— Я… я… не хочу там учиться!
— Куда собрался? Насколько я понимаю, карьера топ-модели тебя не привлекает! Мне не сказал, значит, уйти хочешь и от меня? Куда?
— Прости, я бы сказал…
— А наш контракт? Ты мойся, мойся…
— Олег, я должен… я по-другому сойду с ума… Мне нужно бежать…
— Ты собрался уехать из города?
— Я не знаю, наверное, прости, но мне надо, надо успеть…
— Успеть свернуть мне мозги? Тимур, ты понимаешь, что ты… ты делаешь мне больно, очень больно. Что я сделал не так? Неужели ты можешь просто уехать? Как же я?
— Прости. Но я думал, что… ты несерьёзно всё это…
— Что я несерьёзно тебя люблю?
— Я тебе для работы нужен.
— И опять!
— Что опять?
— Ты делаешь мне больно. Я тебе про любовь, а ты…
— Прости…
— Я погрузился в тебя, в твою жизнь. Я переболел твою историю. И я изменился для тебя, а ты — кролик на длинные дистанции — бежишь, бежишь, от кого? От мертвецов? Или от меня? Мертвецам уже всё равно! А мне? Решил добить? За что только, непонятно… Ладно, мойся!
Олег вышел из душевой и сел просматривать отснятое только что. Никакого кома в горле и щипания в груди после судьбоносной беседы! Хладнокровие и мысль: «Был ли я убедителен?» Олег говорил что-то про боль? Вра-а-ал! Больно Тиму! Куда-то он торопится! Бежит? От тебя? Вообще, конечно, он правильно делает. Бежать от тебя, Олежа, надо! Не боль, а злость, вот на чём основана эмоция. Злость от того, что не удалось, что хочу его, хочу, чтобы был мой, а он бежит. Злость, что у меня к нему чувства (может даже и любовь), а у него нет! Он уехал бы и ничего мне не сказал! Чёрт! Можно же ещё как-то схватить, привязать, сковать… Ау! Влад, «спортивная гордость», что делать-то? Согласен на мастер-класс!
Тим тихо выходит из душа. Олег не поворачивается, смотрит и слушает спиной. Лёгкие шаги, запах геля. Руки Тима на голове и в волосах, его пальцы бегут к подбородку, к шее. Его дыхание, губы на макушке, оттуда же вниз по телу побежали мурашки, хитрые юркие букашки, которые всегда устремляются вниз, в определённое место…
— Олег, прости, я думал только о себе, я подлец. Ты мне очень нравишься, ты мне очень помогаешь. Прости, что сделал тебе больно. Я решил, что, возможно, ты прав, бежать никуда не надо, что надо просто измениться, что всё это только призраки… И им всё равно… Я попробую остаться…
— Что за призраки? Сны? Влад?
— Не сны… звонки. Звонки. Он мне звонит…
— Кто? Влад? — Олег встаёт и поворачивается к Тиму, удивлённо расширяет глаза.
— Я не знаю, кто, но боюсь. Номер не опознаётся, скрыт.
— Что-то говорят в трубку?
— Да. Только то, что знал Влад.
— И? Что же…
— Шёпотом, всегда одно: «Ты убил, а я всё равно люблю».
— Тим… это точно Крыса! Она всегда тебя обвиняла в смерти Влада! Не парься даже! Ты же не убивал!
— Ты мне так веришь, Олег?
— Потому что я люблю по-настоящему. Мы разберёмся с этими звонками! Обещаю! Подожди! Ты поэтому выключаешь всегда телефон?
Тим кивает.
— Эх ты, мой шизоид! — Олег ласково обхватывает Тима и целует. А целовать его так сладко, так упоительно. Да, парень целует благодаря, но не любя, но он податлив и нежен. Сильный молодой мужчина. Уговорю его остаться. Уломаю отдаться, забыть призраков, он мне доверяет… Он будет со мной… Мастер-класс от ублюдка не нужен… Привяжу его любовью… Пусть она у меня обыкновенная, не аргентинское танго, а краковяк, но исполню его страстно… Не отпущу!
Олег ведёт Тима в поцелуе на фотоплощадку. Ногами отпинывает все пиратские атрибуты. Олег тянет Тима вниз. Я сам сейчас покажу мастер-класс мертвецу! Олег целует шрам, глаза, лоб, шею.Его шея, она моя, она колючая, она пульсирует, она напряжена. Его соски, они мои, они напряжены, тверды, под ними тук-тук-тук. Олег ласкает зубами, дует, балует, лезет под мышки, спускается по рёбрам. Его живот, он мой, он напряжён, бугрист, дрожит, языком по бороздке между кубиков. Тим всхлипывает. Его член, он мой, он напряжён, он великолепен, без кривизны, без заматерелой синевы, в волосах капли воды. Олег пробегает по члену пальцами вверх и вниз, мягко захватывает ладонью и мизинцем, касаясь яичек, начинает двигать рукой взад и вперёд. Потом языком по уздечке. И опять пальцы, и опять рука… Тим прерывисто стонет, тянет свои руки к голове Олега, к его плечам. А тот спускается ниже, не даётся. Целует внутреннюю сторону бедра, колени и даже ступни. Тим стонет, он в ауте, он вне игры, но не на скамейке запасных, он в центре всех этих сладких атак. Олег высвобождает свой стучащий в джинсы член, разводит, поднимает согнутые ноги Тима, очень быстро, так как времени уже нет, раскатывает презерватив, что выпал из джинсов, натирает сверху ствол бронзовым маслом (уже давно надо было смазку приобрести!). Вводит пальцы в проход Тима, другой рукой массирует ему яички, следит, чтобы не приходил в сознание полностью… Когда входит в Тима, спрашивает: «Не больно? Не больно? Скажи! Остановлюсь…» Тот мотает головой и закусывает нижнюю губу. Тим, он мой, он напряжён, он пульсирует, он великолепен, он выгнулся, он кусает губы, жаль только…
— Дай мне глаза! Тим, открой их…
Блядь, окосеть можно, один глаз вверх в горы, другой вниз в море, раздирает! Люблю, не отпущу, не отдам, влюблю…
— Аааааа! — кричит Олег, а потом совсем уж странное и шёпотом: — Ты моё танго…