– Аааа… брат и тебе мозги прополоскал – Джим улыбнулся шире обычного – Не знаю, и если честно не особо над этим задумываюсь. Да и тебе не советую. Брат, он философ, понимаешь? Для него наша работа больше чем просто деньги. Для него это смысл жизни. Он уверен, что мир нужно и можно изменить общими силами. Ну а я? Я пойду за ним, куда он скажет, но собственных выводов не делаю.
– Неужели тебе не интересно?
– Что конкретно?
– Прав ли твой брат?
– Прав или нет, это ничего не изменит. Всеми этими размышлениями Джон пошел в отца, которого мне всегда было сложно понять – Джим принял из рук официантки новую кружку пива и тут же пригубил напиток – Старик заставлял нас читать молитвы перед сном и перед едой, заставлял заучивать строки из библии. Это такая, очень древняя священная книга. Каждые семь дней мы были обязаны посещать церковь на северной окраине города, где он вел службу. На протяжении часа люди слушали, сидя в душном помещении, как отец распинается о боге и его замысле, о том, что мир за стеной принадлежит темным силам, но истинный свет обязательно сумеет рассеять тьму, и бла, бла, бла… – Джим изобразил на лице весьма правдоподобную сонливость.
– И ради чего все это? – продолжил он, после очередного глотка – Зачем? Пустое сотрясание воздуха, которое ничего не меняет. Так же, как и философия брата, по сути, чистая риторика. Нет никакого смысла вподобного рода рассуждениях и знаниях, ведь они не несут никакой практической ценности. Вымирают твари или нет, на наш век их еще хватит, поверь мне. Причем одна из них с большой долей вероятности когда-нибудь меня прикончит. Как и брата и Стива и Хирурга и даже тебя Клайд, если станешь охотником. Такова наша доля. И им, тварям, плевать на все наши рассуждения о вымирании, о том, что людям пора отвоевывать себе планету обратно, о боге и всей прочей ерунде. Твари знают свое дело и не засоряют мозги бессмысленными размышлениями.
– Но мы же люди – возразил я – Нам свойственно думать, воображать и предполагать.
– Да я и не спорю. Просто не всем это дано. Есть люди вроде Джона, которые как будто созданы для того, чтобы задаваться абстрактными вопросами и искать на них свои собственные ответы. А есть люди вроде меня, которым больше нравится размышлять о вещах материальных, жить здесь и сейчас, в реальном мире, понимаешь? Не подумай, я не отрицаю ни единого слова сказанного братом. Как не отрицал ни единого слова, из проповедей отца. Возможно, бог и правда есть где-то там, высоко над нами. Возможно, и твари действительно скоро станут историей. Я просто не распаляюсь на слепую веру и абстрактные рассуждения, ведь в жизни есть столько всего прекрасного – он махнул рукой в сторону лавирующей между столиков юной девушки, разносящей напитки и еду посетителям – И мне хочется насладиться каждым ее моментом, прежде чем отправляться на встречу с создателем.
После этого разговора мы некоторое время сидели в молчании. Точнее в молчании сидел я, а Джим полностью переключил свое внимание на стеснительную официантку, которую усадил себе на колени и теперь шептал девушке на ушко что-то такое, от чего ее пухлые щечки зарделись и участилось дыхание.
Я же продолжал размышлять обо всем, что говорил мне Пастырь, а до него и Джулия. Я не мог абстрагироваться от этого, как Джим. Подобные идеи заражали мой мозг, заставляли искать ответы. Возможно, похожие чувства двигали нашими предками, когда те углублялись в недра науки, и порождали на свет чудовищ.
– Какое следующие задание? – спросил я, наконец, устав от размышлений о том, о чем знаю слишком мало.
– Не знаю – Джим безразлично пожал плечами, отпустив, наконец, застенчивую красавицу продолжать свою работу – Поиском дел и клиентов занимается брат. Сначала отдохнем пару дней, ну а потом он примется за поиски заказа.
– И сколько это будет продолжаться?
– Как повезет. Может день, а может и пару месяцев. Такое бывало, что мы и полгода без работы сидели.
Про себя я подумал, что полгода без работы не так уж и страшно для охотников, учитывая какие деньги они зарабатывают, и еще то, что каждое следующее задание может оказаться последним. Но мне вот совершенно не хотелось ждать столько времени. И еще я вспомнил то, о чем мне стоило подумать еще до первой вылазки – завтра мой последний выходной. Воспоминания о работе, о своих обязанностях в обществе, ударили по мне так неожиданно и подло, что я оказался совершенно беззащитен. Последние дни я словно жил в ином мире, но вот пришло время возвращаться в свой. И там не будет Джима, охотников, не будет звездного неба и опасности, что подстерегает на каждом шагу. Там будет копоть и вонь, жар и шум, и люди, которые теперь мне кажутся такими далекими, словно я с ними никогда и не был знаком. Мне не хотелось возвращаться к прошлому. Хотелось отрубить его, резко и решительно, но это, к сожалению, было не возможно. Я буквально ощущал, как с каждой минутой настроение мое падает, и я вновь возвращаюсь в ту пучину отчаяния и депрессии, от которой, казалось, уже убежал.
Очень скоро я попрощался с Джимом и отправился домой. И потянулись серые дни. Я вновь ощутил одиночество, настолько сильно давящее, что хотелось бежать без оглядки и больше никогда уже не возвращаться. Естественно я не стал никому говорить о том, где был, и кем собираюсь стать. Я вообще старался ни с кем не разговаривать без надобности. Все вокруг считали, что моя депрессия и страдания по Джулии продолжаются, и никто этому уже не удивлялся.
Прошла рабочая неделя, за ней неделя выходных. Я часами гулял по Филину, но не решался заглянуть в бар. Не хотел навязываться. Я отлично понимал, что команда Грешников не просто люди, которые работают друг с другом. Они – семья. Они – друзья. И чтобы стать одним из них и иметь возможность сидеть за одним столом не чувствуя себя чужим, нужно заслужить уважение.
Зато, в одной из своих прогулок я забрел туда, где не бывал уже очень много лет. Старая мастерская отца. Он умер за четыре года до моего знакомства с Джимом, и с тех самых пор я старался избегать этого места. Теперь же меня как магнитом притянуло сюда. И разом нахлынувшая волна воспоминаний позволила осознать, что правду говорят о времени, которое лечит раны. По началу, когда боль утраты сильна, тебе кажется, что она не пройдет никогда. Ничто не сможет спасти тебя и излечить. Потом, постепенно, все уходит в туман, все смывает круговорот событий, и память перестает передавать ощущения. И тогда, чем-то вновь вызванное к жизни воспоминание о давно прошедших днях и навсегда покинувших нас людях, приносит с собой лишь привкус печали, тоски по утраченному, но не боли. Душа человека, как и тело, умеет залечивать свои раны.
Я некоторое время стоял, облокотившись спиной о стену, и глядя на десяток, утопленных в здание боксов, часть из которых была закрыта металлическими створками. В нескольких распахнутых боксах сновали люди, облаченные в серые с красными полосками комбинезоны, выполняя свою привычную работу. Наблюдая за ними, я вспомнил, как в далеком светлом детстве наблюдал за действиями отца, сидя краю широкого верстака, готовый в любую минуту спрыгнуть на пол и поднести ему нужный инструмент. Я вдруг ощутил, как сильно мне не хватает этого человека. Отец всегда был для меня кумиром. В детстве мне казалось, что у него есть ответы на все возможные вопросы. Бесконечная жизненная мудрость в купе с невероятной добротой делали его не просто прекрасным родителем, но и замечательным человеком, которому симпатизировали все окружающие. И теперь мне вдруг очень захотелось узнать его мнение на все происходящее в моей жизни. Уверен, он бы нашел что сказать. Сам того не контролируя, я вдруг представил как вхожу в его мастерскую, где он продолжает трудиться, смахивая пот со лба и то и дело вытирая руки о почерневшую тряпку, свисающую из нагрудного кармана его комбинезона. Он поднимает на меня глаза, и в них я вижу понимание и осознание всех тех вопросов, которые мне хочется ему задать. Он ничего не говорит, лишь продолжает смотреть на меня и мягко улыбаться. И я чувствую его одобрение. Он верит в выбранный мною жизненный путь, и он верит в меня, как верил всегда. И это чувство заставляет меня самого улыбнуться. А затем, какой-то посторонний звук вдруг грубо возвратил меня в реальность. Образ отца растаял в моем воображении, и я снова стоял один на улице. Но некое тепло в груди осталось еще на некоторое время, заставляя на какой-то короткий миг поверить, что отец все еще где-то рядом, что смерть не окончательно забрала его у меня и если очень захотеть, все еще можно спросить у него совета.