Не знаю, как живут люди в других городах земли, но, по словам тех, кто их посещал – там ничуть не лучше, а то и хуже чем Филине. Жизнь здесь течет размеренно и спокойно. Пожалуй, даже вяло. Кажется что пыль, крупным слоем оседающая на дорогах и домах, так же покрывает и местных жителей, медлительных и невероятно скучных. Горожане кажутся такими же серыми, как и сам город. Облаченные в одинаковые одежды из синтетических и кожаных тканей, исключительно темных тонов, люди в Филине с детства приучены к тому, чтобы не выделяться из толпы, сливаться с общей массой. Один только взгляд на это угнетает, ведь за стенами города природа играет невероятным разнообразием красок, ярких и пестрых. С севера к стене прилегает густой, зеленый лес, а западная ее часть располагается всего в двухстах метрах от широкой и бурной реки. Но люди в городе словно отрезаны от всего этого. Под куполом Филина существует свой мир, серый и однообразный.
Более девяноста процентов жителей этого города никогда не выходили за его стены. Они поколениями живут и умирают, зная об окружающем их мире только из обучающих и развлекательных программ и кинофильмов. И я был таким же. Одним из ста пятидесяти тысяч человек, населяющих Филин, которые думают, что городская стена и есть предел их мира, а все что за ней существует как бы в иной реальности, и больше походит на сказку чем на реальность. Страшную сказку, в достоверности которой никто не хочет убеждаться.
Закончив в шестнадцать лет школу и получив обязательное всем жителям города общее образование, я мог выбирать свой дальнейший жизненный путь из четырех вариантов. Я мог пойти служить во внешнюю или внутреннюю охрану Филина, став хранителем порядка в городе, военным на стене, или, но на такое брали только лучших, оказаться в одной из групп внешней разведки и обороны. Второй вариант позволял мне стать общественным служащим и работать в баре, столовой, магазине, прачечной или, например, подметать наши пыльные улицы. Третьим вариантом, на который и пал мой выбор, было пойти работать в заводскую зону. Эта зона располагается на северо-востоке Филина. Полу-автоматизированные заводы не прекращают свою работу ни днем ни ночью, производя одежду, транспорт, продукты питания и вооружение. Массивные металлические конструкции сливаются друг с другом паутиной кабелей, бесконечных переходов, пристроек и надстроек, превращая всю заводскую зону в огромный лабиринт, который вечно пребывает в полумраке от копоти и дыма, никогда не прекращающего клубами валить из серых труб, вздымающихся вверх почти до самого купола. Здесь нет места где заканчивался один завод и начинается другой, вся эта зона является одним большим центром производства всего, что требуется городу. Она напоминает мне единый гигантский организм, без устали поглощающий и перерабатывающий все, что в него попадет. Подобно огромному механизму, вся заводская зона постоянно находится в движении, издавая звуки, в которых сливается воедино скрежет металла, скрип работающих установок и шипение раскаленного газа. Многие скажут, что работа здесь – адский труд, но из прочих, меня этот вариант устраивал более всего. Почему? Жизнь военного это вечные ограничения и запреты. Все делать по уставу, подчиняться и вести существование машины противоречило моему желанию личной свободы. Ни одна из профессий городского служащего меня не интересовала. Ну а последним вариантом было идти к частникам, коих в городе очень немного. Лишь незадолго до моего рождения совет Филина принял решение дать людям возможность вести свое дело, за что взимался невероятный налог и отнимались все, положенные честному труженику города, льготы на проживание. В итоге получалось, что лишь малый процент жителей Филина мог позволить себе независимое дело, и такие люди не брали на работу первых попавшихся выпускников. Но быть никем в Филине тоже невозможно. Безработицы тут нет, каждому найдется дело, а тунеядство вписано в число гражданских преступлений, к которым применяется первая мера наказания.
Для некоторых существовал и еще один вариант, но я в их число не входил. Этими «некоторыми» являлись дети, показавшие в школе высокую успеваемость и интеллект, проще говоря, это были лучшие из лучших. Таким предоставлялась возможность дальнейшего, специализированного обучения. Они становились инженерами, врачами или шли на самый верх, в администрацию, управляющую городом. Они получали больше привилегий и считались кем-то вроде элиты Филина, хотя не могу сказать, что жизнь их чем-то значительно отличалась от всех прочих.
Работа на заводе казалась трудной только по началу. Я быстро привык к физической нагрузке и, влившись в ритм этой адской машины, очень скоро стал ее частью. Как и любой работник города, я получил свою личную комнату, ближе к северной окраине, а так же положенные всем работягам — завтрак обед и ужин в любой городской столовой. Ну и по окончанию каждой смены, длившейся десять дней, я получал свои заслуженные восемьдесят монет. Монетой называется наша местная единица валюты. Насколько мне известно о монетах прошлого, наша валюта на них совершенно не похожа, а уж почему так называется я точно сказать не могу. Возможно в дань памяти ушедшей цивилизации, а может основателям не хотелось придумывать собственное название. Нашу монету нельзя подержать в руках, это электронная единица, лежащая на личном счету, который дается каждому зарегистрированному жителю Филина при рождении. По окончанию школы выпускник становиться полноправным гражданином и проходит операцию по вживлению чипа в верхнюю часть позвоночника. Это маленькое электронное устройство сращивается с нервной системой и становится частью организма, словно дополнительный орган. С помощью этого чипа гражданин может управлять своим личным счетом в любой момент времени из любого места города. Он же является и подтверждением личности, а так же может служить средством для передачи гражданам экстренных и особо важных сообщений, так как в пределах Филина, и на некотором расстоянии от него, чип находиться в постоянной связи с городской сетью. У этого устройства есть и множество более мелких функций, все из которых знают, пожалуй, только его создатели.
Восьмидесяти монет мне хватало на жизнь в простоте и достатке, а большего мне и не требовалось. Работа меня устраивала, а серые будни успешно скрашивало мое хобби. С раннего детства меня увлекали автомобили. Возможно, это было неизбежно, так как будучи сыном механика, я знал о них практически все. Отец воспитывал меня в одиночку после того как мать умерла на больничной койке, вместе с моей новорожденной сестрой, мне тогда еще не исполнилось и пяти лет. Он работал в автомастерской, и пока я не начал учиться в школе он частенько брал меня с собой. Я мог часами сидеть там и смотреть как перебирают, ремонтируют и обкатывают автомобили. Но меня не устраивало просто наблюдать, я хотел знать, хотел разбираться и понимать, и моим вопросам не было конца. По достижению школьного возраста времени на любимое занятие стало гораздо меньше, но от этого оно стало только еще более притягательным. Я не упускал ни единой свободной минутки позволяющей заглянуть на работу к отцу. Почему же тогда я не пошел по его стопам? Изначально именно так я и планировал. С самого детства я был уверен, что стану механиком, и только в таком будущем я себя видел. А передумать меня заставил именно отец, как это не странно. Как-то раз он сказал мне:
— Если у тебя есть любимое дело Клайд, никогда не превращай его в дело всей своей жизни. Пусть оно останется твоим увлечением, тем делом, на которое хочется потратить силы и время, только твоим делом. Ведь иначе оно превратиться в рутину, и все то наслаждение, что ты получал от него прежде, уйдет. Может не сразу, но, поверь мне, так будет.
Слова отца заставили меня задуматься, и в итоге я пришел к выводу, что он прав. Я решил для себя, что машины навсегда останутся моим хобби, главным увлечением, но не более того. Уже в пятнадцать лет я управлял автомобилем почти как профессионал со стажем. К семнадцати годам я собрал свой собственный. Конечно, если вы знаете как выглядели автомобили прошлого, то транспорт, который собирают в Филине, вам покажется невероятным уродством, гротескной пародией на них. В мастерской отца висело несколько очень древних, бумажных плакатов, с изображениями блестящих металлических зверей, чьи стремительные, сглаженные формы манили и притягивали взгляд.