Но отвечать не пришлось. Она покачнулась и тяжело оперлась на меня плечом.
Я вызвал такси. Ей становилось все хуже в пути, она бормотала что-то бессвязное сквозь сон, и я с трудом добился от нее внятного адреса.
Консьерж элитного дома только после того, как я оставил ему паспорт. В лифте ей стало совсем худо, и мне пришлось закинуть ее на плечо.
Потом я долго копался в ее сумочке, ругаясь и обещая себе больше никогда не жалеть пьяных женщин. Потом она сидела на полу в прихожей, блевала и плакала, а я придерживал ее волосы и вытирал размазавшуюся по щекам тушь.
Я загнал ее под душ.
Она визжала, что холодно, пыталась пинаться, падала, плакала. Она плакала и завернутая в большое полотенце.
Плакала, пока не уснула.
Я захлопнул дверь и ушел, надеясь, что утром она не вспомнит, что встретила меня.
- Лондон. Это Ирэн. Мы вчера... Нам нужно поговорить.
- Уверена?
Мне не хотелось снова ее видеть. Каждая наша встреча заканчивалась не особенно хорошо. Это уже напоминало тенденцию.
- Уверена.
Она пробормотала адрес и нажала отбой.
Она привыкла получать то, что хочет.
Я думал, что не пойду, но делать было совершенно нечего, я брел по улицам, не выбирая дороги, и как-то сам собой оказался около кофейни.
Она уже ждала, и судя по обиженному выражению кукольного личика, ждала минут двадцать. Я сел за столик, заказал кофе.
Она молчала, вертела в руках сигарету, словно решала, закурить или нет. Или ждала, что я достану зажигалку.
- Ты хотела поговорить.
- Ты опоздал на пятнадцать минут. - Ее глаза метали молнии из-под аккуратно завитой челки, черные стрелки подведены были до какой-то отчаянной остроты.
- Ты передумала разговаривать? Тогда, если не возражаешь, я пойду.
- Лондон, то, что вчера было между нами... этого не было. В общем, забудь. Продолжения не будет.
- Рад слышать. Второй такой вечер не входит в мои планы. И так веселья с запасом.
Она испуганно заморгала.
- Ты ведь не снимал ничего такого? Немедленно сотри!
И мне снова стало жаль ее. С кем она путалась все это время, что полностью уверена, что я мог переспать с ней в том состоянии, что она была вчера, да еще и «веселых картинок» наделать.
- Я ничего не снимал. И между нами ничего не было.
- Но я проснулась... - Она почти смутилась. Чуть-чуть не хватило искренности. Самую малость.
- Тебя тошнило. Я тебя вымыл.
- Извращенец.
Мне отчего-то было смешно. Нравилось выводить ее из себя. Моя изрезанная шрамами рука требовала маленькой мести.
- Просто не люблю... грязных девчонок.
- Ну, ты и тварь. Признайся, у тебя что-то было в том коктейле.
Я пожал плечами. Она перестала меня забавлять. Мне хотелось уйти.
Я встал.
- Лондон. - Ее голос прозвучал как птичий крик. Тоскливый и отчаянный.
- Лондон, прости, что я тебя обозвала. Угости меня кофе.
- Извини, у меня дела.
- Лондон... Ты не можешь так уйти! Извинись! Немедленно!
Не уверен, понимала ли она, за что требует извинений. Я так торопился уйти, что налетел в дверях на невысокую девушку с пушистым ярко-рыжим хвостиком. Она извинилась первая, улыбнулась. Она была кругленькая и теплая, на щечках играли чудесные ямки, и я ухнул в ее улыбку с головой, совершенно забыв о кукольной стерве за моей спиной.
Мне всегда было легко знакомиться с людьми. Мы познакомились. Ее звали Варя. Он нее пахло ирисами и сиренью.
Я не знал тогда, к чему это приведет. Я просто мысленно сказал спасибо стерве Ирэн за то, что привела меня в это кафе и оставила лебединую стаю на моей правой ладони. Это всегда отличный повод заинтриговать новую знакомую.
Но о ней - не сейчас.
Можно, я и тебя немного поинтригую.
Твой,
Лондон Птиц
6. Месть
- Лондон, я толстая?
Мне кажется, у любого мужчины от этой фразы просыпаются самые древние инстинкты, требующие только одного: «Беги!»
Варя стояла у зеркала, повернувшись в профиль и старательно втягивала живот. Мне нравился ее аккуратный мягкий животик и совершенно не нравилось, что она все больше сомневалась в себе и упорно твердила: «Толстая». И я никак не мог понять, почему.
Варенька оказалась из тех девушек, что превращает любое жилище в дом.
С ней не хотелось расставаться, к ней хотелось возвращаться.
У нее были пышные рыжие волосы, в свете настольной лампы они отливали огненными искрами. Огня в ней было столько, что можно было расплавить снежную крепость.