Она не ответила.
Только остановилась внезапно, в один шаг оказалась передо мной, загородив вход в палату.
- Не надо, Лондон, - прошептала она взволнованно. От нее шел ощутимый жар, словно, спрятав свои огненные волосы, она заставила пламя распределиться по всему телу, до предела разогреть кожу, накалить щеки лихорадочным румянцем. Видно было, что она не спала сегодня - под глазами залегли тени, и сами глаза казались от этого еще зеленее.
- Лен, дай мне пройти. Меня ждут.
Она потянулась ко мне синей перчаткой, отдернула руку.
- Ей остались дни, Лондон. Зачем? Думаешь, это кому-то нужно?
Я стоял и не мог отвести взгляд от ее зеленых глаз, в которых медленно росли слезы, так вытекает вода под дверь, когда ванная переполнена и переливается через край.
И тут молчавшая за большим свадебным букетом Люсища заплакала.
Может, травинка попала в лицо, а может, хотела сказать, что ей - ей это нужно. Нужна эта свадьба в палате обреченных, печать в паспорте и пара подписей в бланке. Ей нужны эти нелепые мелочи, способные встать между маленькой девочкой и детским домом.
Лена вздрогнула. Видно, она думала, что сверток у меня в руках - подарок. Когда хотела, Воительница могла вести себя очень тихо.
Я сдвинул в сторону пышный букет.
Тяжелый серый взгляд встретился с виноватым зеленым.
Лена шепнула: «Прости» и отступила в сторону.
Маша, почти прозрачная, словно глубоководная русалка, лежала на серых больничных подушках. Спала под действием лекарств.
Мы с работником загса сели в кресла и стали ждать, когда сон отпустит ее, позволив поставить подпись в бумагах.
Через час с четвертью я стал женатым человеком.
На ночь в палату поставили детскую кроватку. С условием, что, если девочка будет сильно шуметь и мешать больным, нам нужно будет уйти. Люсища сопела и молчала.
Я лежал на краю кровати, осторожно приобняв ту, которая стала моей женой, и думал о том, как причудливо тасуется колода. Как странно складывается все, как судьба вяжет, цепляя оно за другое, полотно моей жизни, не спрашивая меня, чего я хочу. Да хочу ли я чего-то?
За окном по автостраде вдалеке шли потоком машины. Отсвет их фар дрожал на стене. И мне казалось, что время летит сквозь меня и Машу, выбивая из нее последние частички жизни.
Когда я впервые увидел ее в аудитории, мог ли я представить, что стану ее мужем, ни разу не поцеловавшим жену в губы. Что стану отцом ее дочери, ни разу не оставшись наедине с ней самой. Что буду сильнее всего в мире любить трех женщин, любить какой-то бесплотной, бесполой, почти ангельской любовью, которая казалась мне мифом. Маму, Машу и Люсищу.
Машины неслись под окнами. Автострада гудела на одной низкой ноте.
Кто-то тихо плакал в коридоре.
А может, мне почудилось.
В какой-то момент мне показалось, что Люсища перестала дышать.
Я вскочил, подбежал к кроватке.
Она смотрела на меня внимательно из полутьмы. В глазах ее сверкали две влажные звездочки.
Когда я вернулся к постели, Маша уже ушла. Ушла тио, словно ее больше ничто не держало.
Я забрал Люсищу из кроватки, не хотелось оставлять ее одну.
Я вышел за дверь.
В коридоре, гулком от пустоты и кафеля, не было ни души.
За углом кто-то всхлипывал тихо.
Лена сидела, согнувшись, на полу в небольшой комнатке, плотно забитой стеллажами с коробками. Дверь была открыта, так что разглядеть, как называется коморка на медицинском, я не смог.
Когда я подошел, она быстро вытерла рукавом щеки и сделала вид, что ищет что-то в коробке на нижней полке.
- Лена, будь добра, позови врача.
Она вскочила, уронила что-то в полутьме с шумом и шелестом.
- Что?
- Всё.
А что я мог еще сказать. Горло с трудом пропустило три коротких звука.
Всё.
Люсища засопела, но так и не заплакала. В тишине слышно было, как где-то в дальнем коридоре скрипит колесиками, катясь, чье-то кресло.
- Я сейчас, - засуетилась Лена. - Я позову. Ты посиди. Что я могу сде...
Она не договорила. Всхлипнула. Дернулась, не зная, как обойти меня, стоявшего в дверях.
А я стоял столбом и прислушивался к себе. К скрипкой гулкой тьме внутри, глубокой и серой, как глаза Люсищи.
- Кофе, - не сразу догадался, что это мой голос.
Лена хлопнула ресницами. Ошарашил.
- Что?
- Ты предлагала кофе.
Я остался стоять в подсобке. Она принесла хлипкий пластиковый стаканчик. Я пил, чувствуя, как боль ползет по языку, по пальцам - горячо.