Сердце мое колотилось в ритме барабанов Итана, каждый сантиметр кожи покалывало, и я даже не мог представить, как прожил без нее эти годы. Чувствует мое сердце, что душа принадлежала ей всегда.
Боль после твоего ухода слишком реальна,
Внутри так сжигает, что все вокруг исчезает.
Врут, говоря, что время лечит.
А может, это я слишком пропащий для спасения?
Стал я холодным и черствым как камень:
Мир с плохой стороны познаю я.
Прошу тебя, помоги мне найти путь домой и
Прислушайся к звуку моих слез,
Наполни сердце мое, наполни мой мир и
Убереги от себя самого.
Руку мою возьми, произнеси мое имя и
Теплым дыханием растопи лед внутри.
Стану ли я пропащим навеки?
Внутри ничего не осталось за все те года,
Ведь надежда — простая насмешка.
Последние удары сердца еще слышу я,
Но когда тьма вернется за мной,
Погружая в бетон или камни,
Удастся ль услышать твой навязчивый шепот
И понять, что ты рядом?
Прошу, убереги от себя самого,
От тюрьмы разума моего,
Где только и остается, что вспоминать
Все, что было когда-то.
Может, я слишком пропащий для спасения?
Стал я холодным и черствым как камень,
Но мир с другой стороны стал познавать.
Прошу тебя, помоги мне найти путь домой.
Найти путь домой.
Домой.
Изнемогая от необходимости прикоснуться к ней, ощутить ее жар, тепло ее тела, я пересек сцену и прильнул своей спиной к ее. От прикосновения наших спин между нами перетекали мощные электрические заряды, закручиваясь в вихре в нечто осязаемое. Звук ее голоса по-прежнему нарастал, сливаясь с моим; она скользнула своим телом вокруг меня, словно была горячим ветерком на моей коже. В течение нескольких минут мне казалось, что мы действительно превратимся в сияющие пламенные вихри огня и уничтожим все вокруг.
Когда последняя песня подошла к концу, а наши голоса слились в последней ноте, я увидел, как одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Что бы ни заставило ее плакать, я должен был это исправить: мне просто необходимо ей все рассказать. Рассказать все, не теряя больше ни минуты. И так уже слишком много времени было потрачено впустую. Повернувшись к ней лицом, я нежно приподнял ее лицо за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. Жест был настолько выразительным, что толпа уставилась на нас, затаив дыхание в тишине, в предвкушении ожидая того, что я собирался сделать.
Выпустив свою гитару так, что она повисла у меня за спиной, я обхватил руками лицо Грейс.
— Я люблю тебя, Грейс Тейлор, — сказал я в микрофон, прежде чем сдернуть гарнитуру с себя. А затем я прижался к ее губам и поцеловал прямо на глазах у всех. Медленный, глубокий поцелуй наполнил нас, побуждая ее руки стиснуть в кулак мою майку, пока она притягивала меня ближе. Ее волосы каскадом упали вокруг меня, я запустил пальцы в густые пряди, переплетая пальцы с ее локонами, и окончательно растворился в прикосновениях ее губ.
Через несколько мгновений толпа разразилась криками и аплодисментами. А потом в динамиках прогремел глубокий смех Итана:
— Боже, Грейс, ты единственная об этом не догадывалась?
Улыбаясь Итану, я неохотно отстранился от губ Грейс. Потрясающий румянец окрасил ее щеки, ее губы были все еще приоткрыты, а дыхание было тяжелым, как и у меня. Тогда она открыла глаза: в них плескался страх и блестели слезы. Меня замутило и едва не вырвало. О чем, черт возьми, она подумала, что заставило ее так испугаться меня?
Она сорвала микрофонную гарнитуру и вымученно улыбнулась.