Пожалуй, друг – не самая худшая идея Комиссии.
– Планов на вечер у меня нет.
Улыбаясь, Пайпер салютует мне чашкой с фруктовым пуншем.
– За новую нормальность! – Она чокается со мной. – Что бы это ни означало.
Глава 8
Узнав, что я пригласила в гости подругу, Кора чуть не умерла от счастья. Она набрасывается на меня с расспросами, пытаясь выяснить все буквально за несколько минут до появления Пайпер.
– Я хочу услышать все подробности, – заявляет Кора, хлопая по дивану.
Она надеется, что я усядусь рядом с ней и расскажу ей все о своей новой жизни. Однако я слишком устала за целый день притворства, что я сильнее, чем есть, и на разговор с Корой сил не осталось. Будь на ее месте моя мама – другое дело: тогда бы я плюхнулась рядом, вдохнула ее сладкий запах и рассказала все-все, а она бы гладила меня по голове. Сара, вероятно, сделала бы то же самое с Корой.
– Ну же, расскажи что-нибудь о школе или группе. Что угодно, – просит Кора.
– Все хорошо.
– Я весь день умирала от желания узнать, как у тебя дела.
– Ладно. Директор шутник, большинство учеников придурки, а я для них повод для насмешек.
Кора хмурится.
– Вряд ли там все поголовно придурки. Что насчет той девушки, которая скоро приедет? Она, кажется, в аварию попала?
– Ага.
– Она-то хорошая?
– Она странная.
– По-хорошему странная?
– По-странному странная.
Излучая раздражающе агрессивный оптимизм, Кора выжидательно смотрит на меня с дивана, и я отступаю в кухню.
– Значит, ты останешься в школе? – повысив голос, спрашивает Кора.
– Об этом говорить рано.
– А когда будет пора?
– Когда там не будет стремно.
Кора перехватывает меня на пути в мою комнату и осторожно обнимает. Когда она отстраняется, ее глаза блестят.
– Ты меня вдохновляешь, Ава. Ты выживаешь, снова и снова.
Стук в дверь. Пайпер. Я высвобождаюсь из объятий Коры.
– Мне все об этом твердят.
Гленн помогает Пайпер переехать через порог и замирает, оценивающе глядя на длинную лестницу, которая ведет на второй этаж, где находится моя комната.
Поерзав в кресле, Пайпер слабо улыбается.
– Не беспокойтесь, мне больше нравятся первые этажи.
Нахмурившись, Гленн качает головой.
– Я доставлю тебя наверх. – Он смотрит на лестницу, потом снова на Пайпер. – Ты не против, если я понесу тебя?
Пайпер кивает, и Гленн осторожно вынимает ее из кресла. Он несет Пайпер, держа ее под колени и под спину – совсем как меня после больницы, когда эта лестница казалась мне высотой с Эверест, – а подруга болтает в воздухе ярко-розовым гипсом.
Следом я затаскиваю инвалидное кресло, и в моей комнате Гленн сажает в него Пайпер.
– Ого, сколько Кенов и Барби! – восклицает Пайпер еще до того, как Гленн закрывает дверь в комнату. Куклы – огромная коллекция Сары – смотрят на нас из-за стеклянных дверей шкафа.
– Это куклы моей двоюродной сестры.
Пайпер пытается открыть дверцу, но та заперта.
– Почему она не хранит их в своей комнате?
– Это и есть ее комната. Точнее, была. Сара погибла при пожаре.
Оставив попытки открыть шкаф, Пайпер берет пуанты.
– Здесь все принадлежит ей?
Я смотрю на покрывало с ярко-желтыми маргаритками, на полку с фотографиями танцевальной труппы Сары, на коробку с пуантами.
– Многое. – Забрав у Пайпер пуанты, я кладу их на место. – Но это не проблема. Мои вещи все равно сгорели.
Пайпер указывает на горизонтальную полоску обоев с выцветшими бабочками.
– Ты бы хоть стены покрасила, что ли. А то живешь в комнате умершей девочки.
Я пожимаю плечами. Бо́льшую часть времени мне все равно, что я живу в импровизированном мавзолее. Моей-то комнаты уже нет, а в этой хранятся воспоминания, которые не забрал огонь. Кровать, на которой мы спали вдвоем, когда я оставалась ночевать. Стол, за которым Сара безуспешно пыталась научить меня правилам макияжа. Да те же самые обои с бабочками – под пурпурным крылом одной из них мы мелко-мелко написали свои инициалы.
– Это она? – Пайпер указывает на фотографию Сары в танцевальной юбке и с изящно поднятыми над головой руками.
– Да.
– Красивая.
На фотографии длинные белокурые волосы Сары струятся по ее точеной, как у матери, фигуре. Кузина принадлежала к той породе девушек, которых хочется ненавидеть за их красоту, но не получается – такие они милые. Мы различались, как Барби деревенская и Барби городская – так называл нас Гленн, но нас объединяла любовь к выступлениям. В детстве каждое лето я таскалась за Сарой в танцевальный лагерь, а она терпела ради меня театральный. Во время ее концертов я всегда сидела в первом ряду, а она не пропустила ни одной моей премьеры.