- И я тебя, больше всего на свете. - На секунду у Гвен возникло ощущение, что мать спешит поскорее закончить разговор, словно отделывается от нее, и от этого опять стало тревожно на душе. - Пока! Целую.
Гвен нажала «отбой» и задумалась. В общих чертах, разговор шел именно по тому сценарию, что она себе и представляла. Только в самые отчаянные моменты прошлой ночи Гвен приходило на ум что-то иное. В пять утра, когда засыпаешь в слезах и просыпаешься тоже от влаги на щеках, разбуженный собственным криком, все кажется возможным...В принципе, про свадьбу можно было забыть. Но что-то продолжало тревожить Гвен, крутясь, как бабочка, залетевшая в абажур, в ее голове. Папа...Мама как-то странно говорила про отца. Словно он жив. Конечно, это была не первая странность, что Гвен замечала за этот год, и даже не вторая. Наверное, она опять себя накручивала. Потом, мама явно нездорова. “Это, наверное, из-за головной боли”, - решила Гвен. Завтра позвоню, и все наладится. Да и до отлета уже недолго ждать.
Отлет... Рейс в следующий понедельник, днем. Мать обещала встретить ее в аэропорту. Лететь недолго - час с небольшим. В дороге она будет слушать музыку и смотреть в окно. Глядеть, как исчезает за окном море, как ровные поля сменяются гористой местностью, густыми еловыми лесами - как томный юг переходит в строгий север, словно вода от мороза превращается в кристалл льда.
Она скучала по дому. Но и тут все же было совсем неплохо. Домой Гвен увезет толстый том воспоминаний - можно было бы книгу написать. Может быть, когда-нибудь и напишет. Когда все это отойдет назад, и из кровоточащей разрывами свежих ран плоти превратиться лишь в пожелтевший лист со смутными силуэтами, пятнающими края этой истории - тогда можно будет все вспомнить, или придумать заново - и оживить в памяти. Сейчас это было бы слишком жестоко и нечестно. По отношению как к себе, так и к остальным...
Гвен вновь откинулась на спину и уставилась в почти полуденное выцветшее голубое небо. По морю бежали барашки. По небу - тоже...Вот кролик, вот овечка, вот прыгающий волк... А это - напоминает корону... Ветерок приятно шевелил влажные от близости моря вихры на висках и холодил нагретые на солнце коленки. Гвен продолжала смотреть на небо, мысли вяло текли у нее в голове, протяжные, как вот то длинное, похожее на вопросительный знак облако...Потом замелькали смутные образы: то ли явь, то ли греза... какие-то розы, колеса, оранжевые дорожные знаки, хлопья снега за окном - или это облака? Гвен сама не заметила, как крепко заснула, свернувшись клубочком на теплой шероховатости волнореза, греясь в лучах полуденного солнца, точно сонный зверек, слишком уставший, чтобы продолжать свой долгий путь к родной норе.
Примерно через час к ней подошли две голодные чайки - они старательно обошли спящую, посовещались между собой, попробовали на вкус ее тапочки и, поняв, что это несъедобно, снова взмыли в уже чистые, пронзительные своей синевой небеса. Они кричали от голода - а рыжая девочка мирно спала под эти крики, подложив узкую ладонь под щеку. Ей снился далекий замок - тот, что всегда виден за облаками перед закатом - пристанище фата-морганы. Она шла по длинному каменному мосту и знала - путь ее окончен. Можно было уже не спешить - дверь была приотворена, и за дверями ее ждали, она была там вечно желанной гостьей. Было уже неважно, что ее босые ноги оставляли на белой поверхности моста кровавые следы. Она была дома...
2.
Гвен проснулась от холода и навязчивого писка телефона в кармане и не поняла, где она вообще находится. Спина онемела от лежания на твердой поверхности. Ноги чесались - и неудивительно - она была вся в пятнах от комариных укусов. Опять заныл проклятый бок - она с утра не выпила таблетку и вот пожалуйста - результат налицо. Страшно хотелось пить. Что вообще это за место? Она села, огляделась. Похоже, ее сморило на волнорезе. Интересно, сколько длилась эта напасть? Солнце уже переползло за деревья, и теперь волнорез оказался в тени. Было такое ощущение, что уже даже не день - вечер.
Гвен взглянула на недовольно просящий есть телефон - батарейка почти села, не выдержав длительного отчаянного солнцепека - на часах было без десяти пять. Боги, неужели она проспала тут пять часов? Неудивительно, что так хотелось есть. Хорошо, что хоть в воду не свалилась.
Гвен боязливо покосилась на край волнореза. Запросто можно было и скатиться. Она нащупала свои тапочки. На одной, похоже, посидела чайка - вся клетчатая поверхность была в белом гуано. Вот пекло, это были ее любимые тапки! Мерзкие чайки. Ну и сама виновата, нечего было тут дрыхнуть.
Гвен неохотно поднялась. Надо было что-то предпринять. Где-то поесть. Но кафе при гостинице сейчас закрыто - время обеда прошло, а на ужин ресторан открывался лишь в семь. Нет, до семи она ждать не согласна. Желудок, казалось, уже начал сам себя переваривать. Надо было сходить в номер, перекусить наскоро чем-нибудь оставшимся в холодильнике, переодеть тапки (и застирать их) и потом уже там решить, что же делать дальше. Чего Гвен точно не хотела - так это идти сегодня к тетке. Встреча с Ван Вестингом все еще пугала ее - кто знает, как он на нее теперь будет смотреть? Наверное, как на глупую девчонку.