Боже, что за ужас? Как могут они так любить, почти боготворить чужого, по сути, постороннего человека, про которого ничего не знают, кроме тех глупостей, что печатают молодежные журнальчики и всякие интернет-развлекательные издания? Монстра, которому нравится причинять людям боль разными способами? Но их много - а она тут такая одна, с мятежными мыслями. Может, они правы - и их слепая любовь имеет право на существование? В конце концов, они все были влюблены в мечту о прекрасном принце, что в их вечерних грёзах приходил, приоткрывая дверь, брал их за руку и уводил в счастливую даль. Или что-то еще?
Может, они мечтали о том, чтобы попасть на его эксклюзивные вечеринки, сидеть с ним рядом, вдыхать его запах, наслаждаться обществом... Чем они хуже самой Гвен? Нет, это она скверная. Она порочнее их. Все они мечтают о несбыточном, как и сама Гвендолин каких-нибудь два года назад - а она взяла в оборот взрослого мужика, соблазнила его, всю ночь занималась с ним неизвестно чем, а теперь сидит тут, судит других, а сама только и думает, как бы найти минутку и уединиться с любовником где-нибудь за сценой, подальше от любопытных глаз... Ее, как наркомана, ломает тоска по его рукам, по губам, по запаху...
Гвен стала сама себе противна. Почувствовала себя грязной, недостойной даже сидеть тут с этими девочками, с Эйрин, с интересом оглядывающейся по сторонам - ее редко брали на крупные концерты; все знакомство с творчеством брата сводилось к выездам в частные клубы и сидения, как, впрочем, и сейчас, в VIP зоне.
Вот отстрелялся последний мальчик для разогрева, и на сцене появился Рой: весь в зеленом, довольный, сияющий почти неподдельной радостью. Его любовь к садистским развлечениям перехлестывало только его тщеславие. Врубили музыку, он запел - старательно корча рожи и раскрывая рот в такт незатейливой музыке. Гвен поглядела по сторонам и заметила Ван Вестинга, мрачно прислонившегося к какой-то неработающей колонке рядом со сценой. Он смотрел в землю и беспрестанно затягивался своей вечной сигаретой, так, словно ему вместо воздуха были нужны никотин и дым. Гвен тут же забыла свои умозаключения по поводу собственной порочности и уставилась на него, прикидывая, когда бы это встать и продвинуться - ну, например, в туалет? Лучше бы тетка была здесь - а то, кто ее знает, где она сейчас...
Гэйвен сам говорил, что с ней особенно надо держать ухо востро. Не хватало еще нарваться именно теперь, да на такой глупости. Она потерпит. Они оба потерпят... Смотри-ка, он уже не стоит, а присел на эту колонку - одна нога на земле, а вторая небрежно болтается вдоль здоровенного динамика. Боже, какой контраст с вычурным, неестественным, кривляющимся Роем...
- Гвен, Гвен, ты меня слышишь? Куда ты смотришь?
- Я опять задремала, Эйрин. Это все погода, давление... - шепнула Гвен. - Я, наверное, метеочувствительная...
- А-а. - улыбнулась Эйрин. Будь старший брат похож на нее, выбор Гвен был бы куда труднее, и неизвестно, сложилось бы все так, как сложилось... - А я говорила Финли, что эта серия песен у Роя даже ничего. Но музыка все равно лучше этих слащавых текстов...
- Мне вообще все это не нравится. И эти дурехи тоже. Посмотри, как они извиваются... - изрек Финли, хмуро глядя по сторонам. - Лучше бы я остался дома. Там хоть можно было бы из лука пострелять по мишеням, пока мамы нет... И вообще, мне нравится иностранная музыка...
- Это потому, что ты не понимаешь ни слова. - хихикнула Эйрин.
- Ну да, а тут чего хорошего? Одна любовь-морковь... Херня.
- Финли, я маме скажу, что ты говоришь пакости.
- Ну и говори, ябеда. - Финли показал сестре розовый, как ветчина, язык. - Вон она идет как раз. Иди, жалуйся.
- Вот нарочно не буду. - надулась Эйрин. Гвен едва заметно улыбнулась. А ведь Эйрин всего на четыре года ее младше!
- Ну и молчи тогда. Слушай про свою "морковь"...
- Гвен, а тебе нравится?
Гвен очнулась от раздумий и взглянула на болтающих между собой брата и сестру. Их разговор напомнил ее былые времена и собственных братьев. Было страшно тяжело об этом думать, особенно теперь. Ее прежняя жизнь, казалось, отодвинулась еще дальше