- Ты омерзителен. - вздрогнула Гвен. - Я ухожу.
- Нет уж, раз пришла - сиди! - рявкнул он. - Хотела поговорить - поговорим. А то мне что-то надоело говорить с луной. Она мерзкая, эта луна - все время подглядывает. Как этот твой любимый Фьюри.
- Он не мой любимый.
- А кто твой любимый? Как там Рой? Канделябры еще целы? - Гэйвен пошарил по столу, нащупывая бутылку. - Где эта проклятая емкость? В стакан надо еще умудриться попасть, это еще сложнее, чем прицелиться в очко - в сущности, стакан мне не нужен...
Он начал пить из горла. Пил долго - Гвен с ужасом смотрела, как тускло отсвечивающая бутылка поднимается все выше.
- Вот, так лучше. И так, о чем то бишь мы? Ах да, Рой... Удалось ему... как это слово, забыл, смешное такое... нет, не смешное... что-то с фиалками... Нет, не то, - досадливо отмахнулся от клубов дыма Динго. - Ах, вот, дефлорировать! Вот что он хотел сделать. Дефлорировать тебя. Как подарок. На загребучий день рожденья. Он уже случился? Ты теперь взрослая женщина - тебя и не надо вот то самое - нет сил больше его выговаривать, это треклятое слово... ну, ты просекла...
- Я не понимаю, о чем ты. - пролепетала Гвен, пытаясь сложить все, что услышала, в одну картину.
- А я думаю, отлично понимаешь. Ну да, я забыл - вру у нас только я. - зло скривил рот Ван Вестинг. - А ты - сама честность...
- Если ты будешь меня оскорблять, я уйду.
- Да, и оскорблять можешь тоже только ты. Как это типично. - Он громко долбанул почти пустой бутылью об стол. - В сущности, все бабы одинаковые, что малые, что старые. И никуда от них не деться. Все утро носи мешки за этой стервой Сесили - а вечером хочешь расслабиться - и опять, смотри-ка - по твою душу уже пришли: глаза сверкают, рот превратился в булавочную головку от укоризны. Ну давай, укоряй. - Гэйвен подвинулся ближе к столу, подпер рукой здоровую щеку. - Я тебя слушаю.
- Я беспокоилась...
- Ага, ты, бесы тебя подери, так беспокоилась, что пробегала по всей округе шесть загребучих часов! Задери меня дьявол, шесть! Что ты там делала, собирала гербарий на память с каждого долбаного дерева, о корни которого споткнулась?
Это было слишком грубо. И слишком правдиво. Даже в дымину бухой, он все равно ее чувствует...
- Мне надо закурить. - Гэйвен потер бровь, и даже этот въевшийся ей в память жест показался теперь незнакомым и странным, словно в замедленной съемке. - Будешь, заботливая ты моя? Нет, не моя. Роева. Но все же...
- Буду. - отрезала Гвен. Надо было чем-то себя занять. Только не плакать, не перед таким...
- Тогда обслужи себя сама. - Динго кивнул на изголовье кровати. - Что-то я как-то устал слегка...
- А где? - Глаза Гвен уже привыкли к темноте, но сигарет на столе она не замечала.
- В куртке. Куртка где-то там. Если только не сбежала... Возможно, под твоим симпатичным задом...
Гвен привстала, осмотрелась. Вот куртка, валяется на смятой подушке. Она пошарила по карманам. В одном нащупала зажигалку и еще какую-то коробку, слишком мелкую для пачки сигарет. В другом обнаружилось то, что она искала. Гвен достала одну сигарету, подожгла ее, протянула пачку Ван Вестингу. Он, однако руки не протянул, лишь кивнул в сторону стола.
- Так, хорошо, продолжим...
- Можно открыть окно? Очень надымлено...
- Окно? Чтобы позвать сюда твоих друзей, летучих мышей? - Он опять погрозил ей. - Нет, этот номер не пройдет, малышка. Пусть накурено, зато мы здесь одни. Не тронь окно. Не нравится моя конура - скатертью дорога - вали.
Динго неуверенно пошарил по столу, добрался до сигарет, долго маялся, вытаскивая одну, прикурил, с отвращением сплюнул прямо на пол - видимо, поджег не с того конца. Со второго раза попытка увенчалась успехом.
- Хорошо. Раз мы теперь курящие, можно продолжить приятный разговор. Что ты там говорила? Про Роя? Не, к херям, не хочу про этого желтоглазого сучонка. Давай сменим тему. У тебя же, ебаный свет, день рожденья! Родилась Гвендолин, возрадуемся же!
Гвен вскочила, рванула к двери. К несчастью, та была заперта на ключ, а не на щеколду.
- Отопри! Я не хочу больше тут оставаться, в это прокуренной клоаке. Выпусти меня.
- О, смотри-ка, ласточка хочет на волю? Но ведь это притворство. Ты только и делаешь, что рвешься в клетку. В долбаную золоченую клетку. Там тебя быстро оприходуют. Жила-была Ласточка-Гвеннол, она родилась, она прыгала - жаль, что недолго, - почти совсем не пела и от этого умерла. Ее похоронили и жили долго и счастливо до конца времен. Тебе нравится твоя сказка, девочка?
- Нет.
- Это потому, что ты боишься правды. - горько бросил Динго. - А правда - она такая... Жестокая. Не для нежных ушек и слабеньких мозгов.
- Я не боюсь правды. А вот ты, похоже, боишься. Иначе бы не наклюкался так.
- Это ты права. - усмехнулся он. - Я - дерьмо. Поэтому и наклюкался. Не боишься, говоришь? Тогда слушай - я расскажу тебе другую сказку. Жил-был Динго. Он был такой идиот, что умудрился влюбиться в залетную-перелетную Ласточку. От этого его кретинские мозги съехали набекрень окончательно - малютка выскользнула из забытых сказок, затерянных в овраге, глупых песен мертвых девиц. Он не пил. Не ел. Думал только о ней. Сбежал от хозяйки, чтобы поискать для своей девочки подарок на день рожденья - из денег, что ему дали за то, что он хорошо трахал другую - вот ведь, ирония долбаной судьбы. Когда он вернулся домой, выяснилось, что сигареты кончились, а Ласточка сбежала в неизвестном направлении часа как три. Тогда Динго обезумел, отпросился у постылой хозяйки и рванул искать беглянку. Сначала только заглянул за сигаретами. А там ему поведали... да... веселенькие новости...